Лев Колодный - Москва в улицах и лицах

Мясницкая из барской, аристократической, превратилась в капиталистическую, купеческую, в выставку промышленного капитала, в главную деловую улицу Москвы. Это побудило дирекции художественных училищ возвести именно на ней доходные дома.

В хронике улицы переломным, наиважнейшим был 1851 год, когда к Каланчевскому полю прибыл первым рейсом поезд, доставивший из Петербурга гвардию и императора. С вокзала Николай I со свитой проследовал в Кремль по Мясницкой. Если прежде из Петербурга въезжали в город по Тверской, то теперь всех из града Петра принимала Мясницкая. Так определилась новая роль улицы, для многих она стала дорогой к вокзалам, сначала Николаевскому, откуда следовали к берегам Балтики, потом к двум другим, Рязанско-Казанскому и Ярославскому.

Рядом с пассажирскими вокзалами строились товарные станции, откуда начинали путь по всему миру изделия московских мануфактур, фабрик и заводов. К ним потянулись тысячи московских извозчиков, вагоны конки, трамвая, потом машины, с пассажирами и грузами. Где многолюдно, там спешит утвердиться капитал, если не конторой, магазином, витриной, то хотя бы рекламой.

Поэтому Мясницкая как никакая другая улица резко изменила лицо. На рубеже ХIX-ХХ веков на всем протяжении от Лубянской площади до Красных ворот поднялись на месте старинных зданий большие дома, вставшие рядом с Гребневской Божьей Матерью, Евплом, Флором и Лавром, Николой Мясницким... На церкви никто руку не поднимал, но палаты, усадьбы, особняки не щадили.

Улица превратилась в строительную площадку, куда поспешили во главе с Романом Клейном и Федором Шехтелем десятки других архитекторов. Им "купеческая Москва" предоставила простор для творчества.

Свидетель перемен, житель Мясницкой, на глазах которого произошла строительная лихорадка, Борис Пастернак писал:

"С наступлением нового века на моей детской памяти мановением волшебного жезла все преобразилось. Москву охватило деловое неистовство первых мировых столиц. Бурно стали строить высокие доходные дома на предпринимательских началах быстрой прибыли. На всех улицах к небу потянулись незаметно выросшие кирпичные гиганты. Вместе с ними, обгоняя Петербург, Москва дала начало русскому искусству - искусству большого города, молодому, современному, свежему".

На Мясницкой, 8, на месте "домика малого", вдохновившего Пушкина написать "Новоселье", выстроил Федор Шехтель здание с крупными окнами. Не для литератора, для "Товарищества фарфорового и фаянсового производства М.С. Кузнецова".

Для его однофамильцев, братьев Кузнецовых, архитектор Борис Великовский (построивший первый советский небоскреб Госторга на Мясницкой) соорудил крупный шестиэтажный дом (№ 15), украшенный изваяниями львов и Меркурия, бога торговли.

Не всем эти строения пришлись по душе. Скорбила о подминаемых под колесами ХХ века, сметаемых особняках Марина Цветаева, написавшая эллегию:

Домики с знаком породы,

С видом ее сторожей,

Вас заменили уроды

Грузные, в шесть этажей.

Да, это так. И не так, поскольку кроме шести этажей и грузности у новых московских домов была незнакомая прежде красота, гармония и удобства: ванны, паровое отопление, газ, лифты, электрическое освещение, о которых не помышляли в прошлом.

Владельцем строения на месте "домика малого" стал Матвей Сидорович Кузнецов, хозяин заводов стеклянной и фарфоровой посуды. В большом зале магазина выставлялись "кузнецовские" сервизы, чайники, тарелки, чашки, произведенные в Дулеве, Конакове, славившимися фарфором и фаянсом. Фирме потребовалось сто лет, прежде чем она развернулась на всю империю и далеко за ее пределами, обзавелась построенными по последнему слову техники заводами, смогла выстроить фирменный дом. Редкий случай в истории советской Москвы, магазин Кузнецова не "перепрофилировали", здесь и по сей день продают посуду.

Весной 1907 года этот дом превратился в выставочный зал, утопавший в цветах. Дорогая мебель и ковры служили фоном картин шестнадцати московских художников: Павла Кузнецова, Сергея Судейкина, Николая Крымова... Все они вышли из стен училища на Мясницкой, но выставились не в родных стенах, где торжествовали передвижники. Они входили в жизнь под флагом обьединения "Голубая роза". Такого цвета розы нет в природе, но это обстоятельство не смущало новаторов, не стремившихся копировать натуру.

"...Подобного не видали никогда. Благоухала выставка цветами, невидимый оркестр как-то тихо и чувствительно играл, красота нежных мягких красок в картинах, наряднейшая красивая толпа, небольшой размером каталог, на обложке его по рисунку Сапунова голубая роза - нежная блеклая, - все так сгармонировано, чарующе, так цельно, красиво и радостно", - писал очевидец-художник.

Все это пиршество красок в цветах и музыке, выставка в голубом - стали возможны, потому что у современного русского искусства в Москве появился на несколько лет меценат - Николай Павлович Рябушинский, член одной из самых богатых семей купеческой Москвы. Он не походил на Павла Третьякова, как ХIX век на ХХ. Среди шестнадцати живописцев выставлялся и Рябушинский, представавший перед публикой как художник и как издатель роскошного журнала "Золотое Руно". Он покупал картины тех, с кем дружил, о ком писал, с кем выставлялся, особенно любя Павла Кузнецова. В отличие от основателя Третьяковской галереи Николай Рябушинский музея не основал, прожигал жизнь, пировал, кутил, играл в карты и в конце концов проигрался. Из советской Москвы сбежал в Париж. Но "Голубая Роза" и "Золотое Руно" не позволят о нем забыть.

Как считают искусствоведы, вернисаж 17 марта 1907 года был первым праздником "Серебряного века", отдавшего приоритет символам, мистике, фантастике, праздника молодого искусства, с которым Москва вошла в ХХ век с гордо поднятой головой.

В начале ХХ века на Мясницкой первый этаж улицы принадлежал всецело коммерсантам. Они заказывали проекты, вызывавшие всеобщее удивление, такие, как например, "Чайный дом". Это не то трехэтажный доходный дом, не то китайская пагода. Именно таким захотел видеть фасад принадлежавшего ему строения на Мясницкой, 19, московский чаеторговец Сергей Перлов. Ему стало известно, что регент китайского императора, приглашенный в Москву на коронацию Николая II, намерен был остановиться у одного из двух московских чаеторговцев, закупавших товар в Китае. Оба они носили фамилию Перловых. Но кому выпадет честь принять гостя и тем самым повысить престиж фирмы? Чтобы обратить на себя внимание, Сергей Перлов срочно перестроил фасад дома в китайском духе. Эклектика такую возможность давала. Регент в Москву прибыл, но с вокзала отправился на Мещанскую, к другому Перлову. До революции китайский чай, лучшие его сорта, большими партиями прибывали в Москву, где на него был большой спрос.