Лев Колодный - Москва в улицах и лицах

О блистательном XVIII веке, его сынах и дочерях, напоминает фасад здания, всем известного в Москве. Его полукруглый вход и два нижних этажа сохранены при перестройке дворца Екатерины Дашковой. В приходе Малого Вознесения жила женщина, о которой Вольтер говорил, что ее деяния "перейдут к потомству". Портрет этой дамы в современной столице украшает стену Нескучного дворца, где находится резиденция президента Академии наук России. Долгое время Дашкова исполняла эту должность. Она основала Российскую академию наук для изучения русского языка. Екатерина Дашкова скакала верхом рядом с будущей императрицей в ночь, когда та брала власть. Но и она пострадала от самовластья. За публикацию вольнолюбимой трагедии Княжнина "Вадим Новгородский" пришлось ей уйти в "долгосрочный отпуск", покинуть столицу, уехать за границу. Еще тяжелее жилось при Павле I, отправившем подругу матери в крестьянскую избу, в ссылку. Это убогое жилище превратилось в кабинет ученого. При Александре I по просьбе академиков Екатерина Романовна вновь заняла пост директора Академии наук. Мемуары Дашковой впервые на русском языке напечатал за границей Александр Герцен.

Московский дворец Дашковой, в девичестве Воронцовой, унаследовал граф Михаил Семенович Воронцов, живший вдали от Москвы, на море, в горах. Всем известна злая эпиграмма на него, написанная в Одессе. Генерал-губернатор не сошелся характером с поэтом, который влюбился в его жену, Екатерину Ксаверьевну, ответившую Пушкину взаимностью.

Полумилорд, полукупец,

Полумудрец, полуневежда,

Полуподлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец.

Есть другой вариант эпиграммы, начинающийся словами: "Полугерой, полуневежда, к тому ж еще полуподлец!.." Но любовь затмевает глаза даже гению. Историки разошлись с поэтом в оценке генерал-фельдмаршала, преуспевавшего в дни войны и мира. Потомки воздвигли в Одессе монументы и Пушкину, и Воронцову. Память о себе навсегда граф оставил в Алупке, где у Черного моря воздвиг замечательный дворец в английском стиле.

Нет в "Альбомах" Матвея Казакова дома на Большой Никитской, 23, по той причине, что на этом месте стояли каменные палаты середины XVIII века. К ним в начале ХIХ века пристроили полукруглый выступ террасы, откуда открывался вид на молодой бульвар. Владел палатами князь Я. И. Лобанов-Ростовский, камергер и действительный тайный советник. А жил в нем тогда историк Д. Н. Бантыш-Каменский, составитель "Словаря достопамятных людей русских". В нем много можно узнать о гигантах, которым Россия обязана в XVIII веке величием, победами на суше и на море. Александр Герцен, часто бывавший в этом доме, когда в нем жил его друг Николай Огарев, отдавал должное вельможам того века: "Аристократы восемнадцатого столетия при всех своих недостатках были одарены какой-то шириной вкуса".

В "Словаре" можно узнать, что сказал адмирал Нельсон в адрес Суворова: "Нет в Европе человека, любящего Вас так, как я, не за одни великие подвиги, но и за презрение к богатству. Горжусь тем, что по уверению видавшего Вас в продолжении многих лет, имею сходство с вами ростом, видом и ухватками". И здесь же сохранено высказывание Потемкина о Суворове: "Суворова никто не пересуворит".

Первые театральные огни зажглись на улице в начале ХIX века, тогда перед спектаклями кареты останавливались у дома генерала П. А. Познякова. И это здание есть в "Альбомах Казакова". Его построил "обер-гофмаршал, камергер и кавалер" Григорий Никитич Орлов. Генерал выкупил у него владение летом 1812 года и быстро возвел вдоль переулка протяженный корпус, где помещался театральный зал. Он уцелел, когда Москва горела. Здесь, пока месяц в городе жил Наполеон, выступала французская труппа. Так что в свободные вечера император Франции приезжал на Большую Никитскую в театр.

Представления в нем происходили и после освобождения Москвы. Ставил спектакли Сила Сандунов, прославивший свое имя Сандуновскими банями, о них - впереди. Театр пользовался популярностью у зрителей, а злые языки, в том числе Фамусов в "Горе от ума", высмеивали генерала за его страсть к сцене:

А наше солнышко? Наш клад?

На лбу написано: Театр и Маскерад.

Дом зеленью раскрашен в виде рощи,

Сам толст, его артисты тощи.

Классический двухэтажный особняк с антресолями, служивший фасадом театра, перестраивался. В наш век на него взгромоздили два этажа, теперь это безликий жилой дом.

Такие люди жили некогда в приходах Малого и Большого Вознесения...

Как выглядела улица в далеком прошлом, триста лет назад, дают представление палаты XVII века на Большой Никитской, 16. Они соседствуют с храмом Малое Вознесение, "домом Брюса", Консерваторией. И все вместе образуют ансамбль, который иллюстрирует известную пословицу: Москва не сразу строилась.

За бульварами улица застраивалась дворянскими усадьбами и особняками, домами с мезонинами, доходных домов почти нет. В одной из этих усадеб мы видим оштукатуренный деревянный дом на Большой Никитской, 46. В сороковые годы ХIХ века он принадлежал Васильчиковым. Один из них, князь Илларион Васильевич, убедил Николая I стрелять по восставшим 25 декабря 1825 года картечью.

- Вы хотите, чтобы я пролил кровь своих подданных в первый же день царствования? - спросил обескураженный царь.

- Да, чтобы спасти вашу империю.

"У Васильчиковых по средам большие вечера", - оставил запись А. Ф. Писемский. На эти вечера приходили Гоголь, Щепкин, Грановский, Тютчев, Айвазовский...

В доме перед революцией помещалась гимназия, при советской власти школа, директором которой была родная сестра Михаила Булгакова. Она позволила ему ночевать с молодой женой на диване в учительской. Это мне рассказала Любовь Евгеньевна Белосельская-Белозерская, ночевавшая на том диване, пока не была найдена квартира, названная молодоженами "голубятней", в Чистом переулке.

В том месте, где простиралась усадьба Гончаровых, построен доходный жилой дом. В нем поселился в 1903 году и прожил свыше тридцати лет Владимир Иванович Немирович-Данченко, изучавший физику, математику, право в Московском университете, но нашедший себя в театре. После встречи с ним Константин Станиславский основал Художественный, где они были содиректорами. Третьим содиректором стал Савва Морозов, радовавшийся, что кроме коммерции нашел себя на поприще искусства. Но счастье длилось недолго. Вскоре после того как Немирович поселился в этом доме, триумвират распался из-за возникшего антагонизма между Саввой и Немировичем, занимавшимся и режиссурой, и драматургией. Морозов пытался влиять не только на финансовую часть, но и на политику театра, выбор пьес, авторов. Тут взгляды содиректоров резко разошлись. Савва уступил в борьбе, где в союзе с Немировичем оказался Чехов... Эта драма стала одной из причин самоубийства Морозова, не нашедшего сил, чтобы создать новый театр, как того хотели Максим Горький и Мария Андреева, не разделившая любовь покойного, завещавшего ей 100 тысяч рублей...