Лев Колодный - Москва в улицах и лицах

В пятую годовщину революции снесли часовню Александра Невского, стоявшую у истока Тверской, наискосок от "Националя". То была пирамида под крестом, установленная в честь погибших в русско-турецкой войне воинов. Ломка часовни положила начало невиданному в истории уничтожению храмов в Москве и по всему Советскому Союзу. Придворный поэт Кремля Демьян Бедный имел ввиду часовню Александра Невского, когда в годы тотального разрушения церквей вспоминал:

Снесем часовенку, бывало,

По всей Москве: ду-ду, ду-ду!

Пророчат бабушки беду.

Теперь мы сносим - горя мало,

Какой собор на череду.

Жителем Тверской два года до 24 мая 1924 года был молодой пролетарский писатель Михаил Шолохов, отсудивший комнату в уплотненной им по ордеру квартире дома на углу с Георгиевскоим переулком, где служил в домоуправлении и писал "Донские рассказы".

Напротив, по другую сторону улицы, в бывшем "Тверском пассаже", в коммунальной квартиры, жила красавица Эмма Владимировна Цессарская, возлюбленная автора "Донских рассказов" и романа "Тихий Дон". Спустя несколько лет именно она блестяще сыграла роль Аксиньи в немом кинофильме "Тихий Дон". Шолохов не бросил ее в беде, когда после ареста мужа, Эмме закрыли путь к экрану, помог актрисе вернуться на сьемочную площадку, где она играла много лет.

В юбилейном 1927 году на месте Благородного пансиона, где учился Михаил Лермонтов, построили по проекту инженера Ивана Рерберга здание Центрального телеграфа. В годы новой экономической политики Тверская снова запестрела рекламой, засияла окнами витрин магазинов, ресторанов, открылись двери гостиниц, казалось, все вернулось на круги своя после "военного коммунизма".

Вьется улица-змея,

Дома вдоль змеи.

Улица - моя. Дома - мои.

Окна разинув,

Стоят магазины.

В окнах продукты:

Вина, фрукты...

Пыль взбили шиной губатой

В моем автомобиле мои депутаты.

В красное здание на заседание.

Сидите, не совейте

В моем Моссовете.

Розовые лица, револьвер желт.

Моя милиция меня бережет.

Эта картина Тверской 1927 года написана ликующим Владимиром Маяковским в поэме "Хорошо!". Несколько лет она еще оставалась почти такой, какой была до революции. Но участь улицы была предрешена. Доставшийся большевикам в наследство великий и прекрасный город, которым восхищались иностранцы, представлялся им "купеческой Москвой", не достойной быть столицей СССР.

"Стихийно развивавшаяся на протяжении многих веков Москва отражала даже в лучшие годы своего развития характер варварского российского капитализма. Узкие и кривые улицы, изрезанность кварталов множеством переулков и тупиков, низкая этажность... требуют коренного и планомерного переустройства". Это цитата из преамбулы Генплана 1935 года, получившего титул сталинского.

Сталиным была поставлена политическая задача - превратить Москву в "образцовую столицу социалистической Родины". Она решалась путем "реконструкции", "коренной перепланировки", "решительного упорядочивания". Теорию начали претворять с Тверской. Во дворах, применяя методы "скоростного строительства", предложенные архитектором Аркадием Мордвиновым, возвели два корпуса, обозначавшиеся буквами А и Б. Это нынешние дома на Тверской, 4 и 6, по 312 квартир в каждом. Они поднялись за 11 месяцев позади взорванных в один миг четырнадцати фасадных строений XVIII-ХIХ веков. Пощадили на четной стороне единственное здание Саввиновского подворья, которое передвинули в глубь квартала. Здание гостиницы "Дрезден" частично сломали, частично встроили в корпус Б...

Глухим торцом к Тверской в 1935 году встало десятиэтажное здание Совета Труда и Обороны, построенное по проекту Аркадия Лангмана. Оно не раз меняло название: Совет Народных Комиссаров СССР - Совет Министров СССР Госплан СССР. Теперь здесь заседает Государственная Дума.

Чтобы разместить столь крупное здание, снесли палаты Василия Голицына, фаворита царевны Софьи. По описанию видевшего дворец французского посла де Невилля : "Дом Голицына - один из великолепнейших в Европе". Его покрывала горевшая огнем на солнце медная крыша. Были проекты вернуть былой блеск княжеским хоромам, которые могли бы стать магнитом миллионов туристов. Но ими не воспользовались. О голицынском дворце дают представление чудом сохранившиеся во дворе Думы дома палаты XVI-XVII века боярина Троекурова, напоминающие в плане букву Г. Третий этаж палат появился в конце XVII века в стиле нарышкинского барокко.

Рушились строения и на другой стороне Тверской, где возводились столь же высокие и протяженные корпуса В и Г. Они уравновешивали своих собратьев, корпуса А и Б... Тогда же дворец Матвея Казакова, резиденцию Моссовета, передвинули на 13 с лишним метров. На расширенной до 40 метров и спрямленной улице поднялись многоэтажные здания в стиле социалистического реализма. Лидером стиля выступал Аркадий Мордвинов. По проекту бывшего тогда в фаворе любимца Сталина построили пять зданий, у которых номера - 4, 6, 8, 15, 17...

"Освобождаясь от ветоши капиталистического наследия, растет и расцветает новая Москва - красная столица Советской страны, где бьется горячее сердце мировой революции, несущее освобождение всему угнетенному человечеству", - писали в эйфории московские большевики вождю, демонстрируя миру новую Москву, где не осталось Страстного монастыря, Дмитрия Солунского, старой Тверской...

До революции на ней насчитывалось 74 домовладения. Она тянулась от Иверских ворот на 1175 метров, шириной 19, 3 метра. Сломали сказочные ворота и все здания до Охотного ряда. Не пожалели гостиницу "Лоскутную", одну из лучших, названную так потому, что находилась в Лоскутном переулке. В ней останавливался Федор Достоевский, многие знаменитости. (После революции ее захватили моряки Павла Дыбенко и Федора Раскольникова, переименовав в "Красный флот")

С планов города исчез не только Лоскутный переулок, но и густо застроенный Лоскутный тупик, Обжорный переулок, Моисеевская площадь. На этих проездах со средневековыми названиями высились капитальные пяти-шестиэтажные здания ХIХ-ХХ века. До варварского сноса гостиница "Националь" значилась на Тверской, 11, после "реконструкции" оказалась первой.

В таком же духе улицу перестраивали в послевоенные годы. Два новых дома на Тверской, 9 и 11, облицевали красным финляндским камнем. Как рассказывал мне архитектор Виктор Андреев, заслуживший Сталинскую премию за второй из них, этот камень заготовили интенданты вермахта для монумента, который Гитлер, считавший себя архитектором, намеревался установить на Красной площади по случаю взятия Москвы. Этим камнем облицевали сквер у памятника Пушкину. Его перенесли с Тверского бульвара на другую сторону площади, где был монастырь.