Лев Колодный - Москва в улицах и лицах

Подарил в шкатулке бриллианты новобрачным и посрамленный князь. Но играть, как прежде, стало невозможно, нашлись и у вельможи друзья, в их числе директор театра. Пришлось перебираться артистам в Москву, где в Петровском театре их принимали так же горячо, как в столице.

После всех переживаний Силе Сандунову (Сильвио Зандукели), потомку грузин, переселившихся вместе с грузинским царем в Грузины, Москву, пришла мысль завести собственное доходное дело, не зависящее от капризов вельмож. За бриллианты Екатерины купили участок земли у Неглиннки "с каменным жилым строением в два этажа", сад и незастроенный двор. На этом пространстве выстроил Сандунов здания мужских и женских простонародных и дворянских бань. И семейное отделение в них, с серебряными тазами и шайками.

Первым помылся на серебре почетный гость князь Юрий Владимирович Долгоруков, отставной военный губернатор и главнокомандующий Москвы, пользовавшийся в городе безграничным уважением за "бескорыстие, гостеприимство и любовь к изящным искусствам". За князем потянулись другие знатные особы. Из серебряных шаек в женском отделении стали мыть богатых невест перед свадьбой. Так возникла славная московская традиция, продержавшаяся до 1917 года.

Любовь Силы Сандунова и Елизаветы Урановой не оказалась долгой, брак распался, но Сандуновские бани на Неглинной прописались навсегда. Они выдержали испытание на прочность, устроенное революцией 1917 года, и "перестройкой" 1991 года. Запущенные, обветшавшие и обнищавшие на закате советской власти бани возрождены, хотя не все в них так, как было в блистательном прошлом.

Это не те ветераны, что видели Сандунова. Восемнадцать каменных строений его бань были сломаны одним махом в 1894 году. На их месте через год появились новые здания, достойные внимания как самые замечательные сооружения города. На Неглинной на прежнем месте появились роскошные Сандуны-2. Но и сюда, как в прошлом, мог прийти за копейки бедняк. Богатые, уплатив полтинники и рубли, мылись в номерных банях, каждый вступал в чертоги из черного дерева и белого камня.

На Неглинной появился ансамбль строений. Улицу украсил трехэтажный роскошно отделанный доходный дом с магазинами внизу и квартирами наверху. Фасад нарисовал художник-архитектор, известный нам, Борис Викторович Фрейденберг, мастер эклектики. Он придал дому вид дворца, украсив фасад пышной лепниной, пилонами, аркой, чуть ли не триумфальной. За ней возникает на московской улице арабский дворик...

С улицы дверь вела в богатый магазин, где до революции торговал известный всем, кто в России пел и играл на музыкальных инструментах. То был магазин Петра Ивановича Юргенсона, крупнейшего в России издателя и продавца нот. Он состоял в дружеских отношениях с Николаем Рубинштейном и Петром Чайковским, был первым и единственным издателем всего, что написано гениальным композитором. При магазине находилась бесплатная нотная читальня с библиотекой. Поблизости на Неглинной, 10, Юргенсон основал большую нотную типографию.

Над магазинами на улицу выходили окна многокомнатных квартир, отделанных по лучшим европейским стандартам. Одиннадцать комнат занимал отставной поручик Алексей Гонецкий и его жена Вера Фирсанова, дочь богатого лесопромышленника. На ее унаследованные капиталы молодой деятельный муж построил бани - дворец, напоминаю- щие роскошью термы античности.

Собственно Сандуны располагались на втором плане Неглинной, выходя окнами в переулок и двор. Под сводами русской бани плескалась вода бассейна, своды зала подпирали белые колонны карарского мрамора, добытого в каменоломнях, где брали камень ваятели, титаны Возрождения.

Появлению Сандунов-2 предшествовала, как и Сандунам-1, любовь, вспыхнувшая в душе дочери купца Веры Фирсановой к бедному поручику, сыну генерала, ставшему ее мужем, несмотря на разницу в финансовом положении и происхождении. Гонецкий перечитал литературу по банному делу, увидел своими глазами лучшие бани Европы, в том числе те, с бассейнами, которыми славится Будапешт. Он взял на заметку все, что там было хорошего. И веники березовые доморощеные не забыл. Денег не пожалел на автономную от города электростанцию и собственный водопровод, протянувшийся от плотины на Москве-реке, откуда поступала тогда чистая вода. Электрический свет и вода заливали залы, где были и парилки, и душ Шарко, и ирландские сухие бани...

В Сандуны зачастил прославившийся тогда молодой певец Шаляпин. Федор Иванович признавал лишь Сандуны, где не только парился и мылся, но пел и пил с замечательной компанией. Акустика в бане не хуже, чем в Большом, голос звучал прекрасно, усиленный влажными стенами. Арий солист Большого в номерном отделении не исполнял, но песни, такие как "Вдоль по Питерской" и "Эй, ухнем!" пел с радостью один и с подпевавшим ему хором, увеличивавшимся в составе после каждого посещения. Люди забывали, зачем пришли в номера. Многие приходили, чтобы только посмотреть на Шаляпина в костюме Адама и послушать даровое пение, за которое в театре надо было немало платить. Компанию артисту составляли Максим Горький, Сергей Рахманинов, Иван Москвин и другие известные в городе люди.

Тогда и предложила Вера Фирсанова, дружившая с певцом до конца дней своих, посещать Сандуны в воскресенье, небанный день, когда, как и в среду, персонал приводил заведение в идеальный порядок после трех дней усиленной эксплуатации.

Дела шли хорошо. Но в личной жизни счастья ни Фирсановой, ни Гонецкому Сандуны не принесли. Поручик запутался в картежных долгах. И в конце концов пустил в себя пулю, когда жена закрыла перед ним дверь дома. Сандуны оказались долговечнее и этой любви.

Шаляпинскую традицию в Сандунах в наш век поддержали Екатерина Фурцева и ее подруга, которую автор книги "Сандуны" Анатолий Рубинов представляет словами: "певица, поющая зычным голосом". Кто она? Сейчас отвечу. Но сначала скажу о ее подруге. Бывшая ткачиха, увлекавшаяся в молодости авиацией, окончившая институт тонкой химической технологии и волею партии ставшая в конце карьеры министром культуры великой державы. Она дружила с иностранкой - Надей Леже русского происхождения, женой известного французского художника Леже. Надя исполнила два мозаичных портрета Фурцевой. Ходили ли они вместе в Сандуны? Не могу сказать. Но точно знаю, с кем регулярно посещала бани член Советского правительства и ЦК КПСС. "Зычным голосом", еще и красивым, пела в номерах Зыкина, Людмила Георгиевна, народная артистка СССР, дружившая со страдавшей одиночеством (несмотря на замужество и высокую должность) министром культуры СССР. Фурцева прошла путь в партии от секретаря райкома до секретаря ЦК. Не обижена была природой ни красотой, ни умом. Но дважды накладывала на себя руки. Не от несчастной любви. Первый раз резала вены и впадала в депрессию после того, как товарищи по Политбюро вывели ее из состава этой всемогущей компании и освободили от должности секретаря ЦК и первого секретаря Московского горкома партии. То была, скажу молодым, старые и так знают, должность губернатора, главнокомандующего Москвы. Ее славно исполнял как раз князь Долгоруков, первый помывшийся в Сандунах из серебряной шайки.