Анна Комнина - Алексиада

Император знал все это и обдумывал различные планы, переходя от одного к другому; наконец он выбрал лучший и по возможности приступил к его осуществлению. Он назначил декархов [391]из числа недавно набранных в армию ромеев и хоматинцев, посадил на суда легковооруженных воинов, имеющих при себе только луки и щиты, и воинов, вооруженных по своему обычаю шлемами, щитами и копьями, и приказал им по ночам плавать вдоль берега, скрытно высаживаться, а в тех случаях, когда число турок ненамного превышает их собственное, нападать на безбожников и затем сразу же возвращаться обратно. Зная их абсолютную неопытность в военном деле, Алексей приказал объявить гребцам, чтобы они гребли бесшумно и остерегались варваров, засевших в расщелинах скал.

Воины Алексея делали это в течение нескольких дней, и варвары мало-помалу стали отступать из приморских областей в глубь страны. Узнав об этом, самодержец приказал посланным им войскам захватить городки и поместья [392], которые раньше занимали турки, остаться в них на ночь, а утром, когда враги по обыкновению отправятся за провиантом или еще за чем-нибудь, разом на них напасть. Он велел им удовлетвориться даже незначительным успехом, не стремиться к большому и не подвергать себя опасности, чтобы не придать этим мужества врагам, а тотчас повернуть назад и возвратиться в укрытие. Вскоре варвары отступили еще дальше. Это вдохновило самодержца, и он приказал пехотинцам сесть на коней, орудовать копьем и совершать многочисленные набеги на неприятеля уже не тайно по ночам, а среди бела дня. Прежние декархи стали пентеконтархами [393], а воины, которые прежде едва осмеливались в пешем строю и ночью напасть на противника, теперь доблестно сражались с ним по утрам и в то время, когда солнце достигало зенита.

Таким образом, положение варваров ухудшалось, а затухавшая было искра могущества Ромейской державы мало-помалу {137}разгоралась. Комнин далеко отогнал турок не только от Боспора и приморских областей; он вытеснил их из Вифинии, всей Финии, из пределов Никомидии и вынудил султана настойчиво просить о мире. Алексей с радостью принял предложение о мире, ибо к нему со всех сторон поступали сообщения о неудержимом натиске Роберта, который собрал огромное войско и уже спешил приблизиться к берегам Лонгивардии [394]. Ведь если, как говорится в пословице, Геракл не мог сражаться сразу против двух противников [395], то как мог это сделать молодой правитель, который не имел ни войска, ни денег и только недавно приступил к управлению государством, шаг за шагом двигавшемуся навстречу гибели и дошедшему уже до крайности, ибо вся государственная казна была растрачена без какой бы то ни было пользы. Вот почему, после того как, пользуясь всеми средствами, Алексей изгнал турок с Дамалиса и из соседних прибрежных земель, он, задобрив врагов дарами, принудил их заключить мир [396]и установил для них границу по реке Дракону. Он убедил турок не переходить эту реку и не вступать в пределы Вифинии.

12. Таким образом были улажены восточные дела. Между тем Палеолог по прибытии в Диррахий отправил скорохода с сообщением о Мономахате, который, узнав о приходе Палеолога, поспешно перекинулся на сторону Бодина и Михаила [397]. Ведь Мономахат был напуган тем, что ослушался приказа императора и отправил с пустыми руками посланца, которого Алексей с просьбой о деньгах прислал к нему, еще до того как начал замысленное им восстание. В действительности же император не задумал против Мономахата ничего дурного и только собирался по указанной уже причине [398]лишить его власти. Узнав об этих действиях Мономахата, самодержец отправил ему хрисовул, гарантирующий полную безопасность [399]. Получив этот хрисовул, Мономахат вернулся во дворец [400].

Тем временем Роберт явился в Гидрунт, передал своему сыну Рожеру [401]всю власть над этим городом и самой Лонгивардией, затем выступил из Гидрунта и прибыл в порт Бриндизи. Там стало ему известно о прибытии Палеолога в Диррахий; он сразу же приказал соорудить на больших кораблях деревянные, обитые кожей башни [402], доставить на суда все необходимое для осады, а также погрузить на дромоны коней и вооруженных всадников. Торопясь с переправой, Роберт очень быстро собрал отовсюду необходимое для войны снаряжение. Он рассчитывал, подойдя к Диррахию, обложить город с моря и с суши гелеполами, испугать этим его жителей и, окружив их со всех сторон, приступом взять город. {138}

И впрямь, когда островитяне и жители близлежащих к Диррахию прибрежных областей узнали об этом, их охватила паника. После того как закончились все предусмотренные Робертом приготовления, флот отчалил, и дромоны, триеры и монеры [403], построенные в боевой порядок по правилам флотоводческой науки, сохраняя строй, вышли в море. Пользуясь попутным ветром, Роберт достиг противоположного берега у Авлона и, плывя вдоль побережья, дошел до Бутринто. Там он соединился с Боэмундом, который еще раньше переправился и с ходу занял Авлон. Разделив войско на две части, Роберт сам встал во главе одной из них, намереваясь морем плыть к Диррахию, командование же остальными силами он поручил Боэмунду, который должен был двигаться к Диррахию по суше.

Роберт уже миновал Корфу и направлялся к Диррахию, когда возле мыса Глосса [404]его неожиданно настигла жестокая буря. Сильный снегопад и дующие с гор ветры привели в большое волнение море. С воем вздымались волны, у гребцов ломались весла, ветер рвал паруса, сломанные реи падали на палубу, и корабли уже начинали тонуть вместе с людьми [405]. Все это происходило в летнюю пору, в период, именуемый «Восходом Пса», когда солнце, миновав созвездие Рака, приближалось к созвездию Льва [406]. Тревога и замешательство охватили всех. Бессильные против такого врага, люди не знали, что им делать. Раздавались громкие крики, воины кляли свою судьбу, стонали и молили бога, чтобы он спас их и дал увидеть землю. Буря, однако, не унималась, словно бог возмутился беспредельной наглостью Роберта и с самого начала предназначил несчастный исход этому предприятию. Одни корабли вместе с экипажем утонули, другие разбились о скалы. Кожи, которыми были обиты башни, разбухли от влаги, гвозди выскочили из своих гнезд; отяжелевшие кожи быстро опрокидывали деревянные башни, и те, рушась, топили корабли. Судно, на котором находился Роберт, было наполовину разбито и едва не погибло. Сверх ожидания спаслись и некоторые грузовые суда с их экипажами. Многих людей выбросило море; оно рассеяло также на прибрежном песке немало сумок и других предметов, которые везли с собой моряки Роберта. Оставшиеся в живых, как полагается, обрядили и похоронили мертвых. Им пришлось при этом выдержать страшное зловоние, ибо не было возможности быстро похоронить такое количество мертвецов. Так как все съестные припасы погибли, спасшиеся от кораблекрушения наверняка умерли бы от голода, если бы нивы, поля и сады не изобиловали плодами [407]. {139}