Артур Конан-Дойль - Дуэт со случайным хором

- Закон не разрешает мне войти, - произнес чей-то грубый голос.

- Да говорят же вам, что она очень сильная и буйная, - сказал другой голос, Франк узнал его, - это был голос госпожи Ватсон. - Она выгнала горничную из дому, и я ничего не могу с ней поделать.

- Мне очень жаль, сударыня, но это совершенно против законов Англии. Предъявите мне приказ об аресте, и я сейчас же войду. Но если вы донесете ее до порога, я уж отправлю ее куда следует.

- Она в столовой, я вижу огонь там, - сказала госпожа Ватсон и вдруг вскликнула: - Господи Боже! Господин Кросс, как вы меня испугали! Должно же было случиться так, что вы приехали домой в мое отсутствие! Ведь я не ждала вас раньше четверга. Нет, этого я никогда не прощу себе...

Но все неудачи и недоразумения объяснились. Телеграмма была причиной всего зла. А затем новая кухарка оказалась горькой пьяницей и очень буйной во хмелю. Другую служанку она выгнала из дому. А пока госпожа Ватсон бегала за полицией, кухарка напилась до полного бесчувствия и заснула мертвым сном.

В это время извозчик привез со станции оставленный там багаж. Все еще безмятежно спавшую женщину вытащили на улицу и сдали на попечение дожидавшегося у дверей полицейского.

Так впервые вступили Франк и Мод в свой собственный дом.

Глава IX

Признания

- Скажи мне, Франк, любил ли ты кого-нибудь до меня?

- Как сегодня лампа плохо заправлена, - сказал Франк и немедленно вышел в столовую, чтобы принести оттуда другую. Прошло некоторое время, прежде чем он вернулся.

Она терпеливо ждала, пока он снова уселся.

- Итак, франк? - спросила она. - Любил ты когда-нибудь другую женщину?

- Дорогая Мод, что за польза от подобных вопросов?

- Ты сказал, что между нами не может быть секретов.

- Конечно нет, но есть вещи, о которых лучше не говорить.

- Мне кажется, это именно и будут секреты.

- Если ты смотришь на это так серьезно...

- Даже очень.

- Тогда я готов ответить на все твои вопросы. Но ты не должна бранить меня, если мои ответы тебе не понравятся.

- Кто она была, Франк?

- Которая?

- О Франк, неужели их было несколько?

- Я предупредил, что мои ответы будут тебе неприятны.

- Лучше бы я уж и не спрашивала.

- Тогда оставим это.

- Нет, теперь уж поздно, Франк, теперь я хочу знать решительно все.

- Ты этого так хочешь?

- Да, Франк, непременно.

- Едва ли я в состоянии буду сказать тебе все.

- Неужели это так ужасно?

- Нет, но есть другие причины.

- Какие, Франк?

- Их очень много. Ты знаешь, как один современный поэт оправдывался перед своей женой в своем прошлом. Он сказал, что все время искал ее.

- Это мне очень нравится! - воскликнула Мод.

- Да, я искал тебя.

- И, кажется, довольно долго.

- Но я тебя нашел наконец.

- Я предпочла бы, чтобы ты меня нашел сразу, Франк. - Он сказал что-то относительно ужина, но Мод была неумолима. - Скольких же женщин ты действительно любил? - спросила она. - И, пожалуйста, без шуток, Франк. Я спрашиваю серьезно.

- Если бы я захотел тебе лгать...

- Нет, я знаю, ты этого не захочешь.

- Конечно, нет. На это я не способен.

- Итак, я жду ответа.

- Не преувеличивай значения того, что я тебе сейчас скажу, Мод. Любовь - понятие растяжимое. Одна любовь имеет основанием чисто физическое влечение, другая - духовное единение, наконец, третья может быть основана на родстве душ.

- Какою же любовью любишь ты меня, Франк?

- Всеми тремя.

- Ты в этом уверен?

- Совершенно.

Она подошла к нему, и допрос был прерван, но через несколько минут он возобновился.

- Итак, первая? - сказала Мод.

- Я не могу, Мод, оставим это.

- Милостивый государь, я вас прошу, - ее имя?

- Нет, нет, Мод, называть имена я не могу даже тебе.

- Кто же она была тогда?

- К чему подробности? Позволь мне рассказать все это тебе по-своему.

Мод сделала недовольную гримасу.

- Вы отвиливаете, сударь. Но я не хочу быть слишком строгой. Рассказывай по-своему.

- Видишь ли, Мод, собственно говоря, я был всегда влюблен в кого-нибудь.

Она слегка нахмурилась.

- Должно быть, твоя любовь стоит недорого, - заметила она.

- Для здорового молодого человека, обладающего некоторым воображением и горячим сердцем, это является почти необходимостью. Но, конечно, это чувство очень поверхностное.

- Мне кажется, что всякая твоя любовь должна быть поверхностной, если она так легко проходит.

- Не сердись, Мод. Вспомни, что в это время я еще не встречал тебя. Ну вот, я так и знал, что эти вопросы не приведут ни к чему хорошему. Кажется, я вообще делаю глупо, что так откровенно рассказываю тебе обо всем.

На ее лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Франк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.

- Ну, - сказала она наконец.

- Ты хочешь, чтобы я продолжал?

- Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.

- Ты будешь сердиться.

- Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Франк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким... таким Дон Жуаном.

Она начала смеяться.

- Я интересовался каждой женщиной.

- "Интересовался" - милое словцо.

- С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока... ну, ты понимаешь.

- Сколько же было женщин, которыми ты "интересовался"? - И сколько раз этот интерес усиливался?

- Право не могу сказать.

- Раз двадцать?

- Пожалуй больше.

- Тридцать?

- Никак не меньше.

- Сорок?

- Я думаю, что не больше.

Мод в ужасе смотрела на мужа.

- Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год.

- Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было пожалуй более сорока.

- Это ужасно, - проговорила Мод и заплакала.

Франк опустился перед ней на колени и начал целовать ее милые, маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.

- Я чувствую себя таким негодяем, - сказал он. - Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.

- Сорок первую и последнюю, - всхлипывала Мод полусмеясь и полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди.

- Я не могу сердиться на тебя, - сказала она. - Это было бы не великодушно, потому что ты рассказываешь все это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.

- Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными... Но я не верю в то, что они лучшие люди. Это или святые молодые Гладстоны и Ньюманы, или холодные, расчетливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.