Сергей Цветков - Узники Тауэра

Годы ожидания престола прошли для Елизаветы не без пользы. Она все яснее понимала, что целями ее правления должны сделаться религиозное объединение нации и восстановление независимости Англии, брошенной Марией к стопам Испании.

17 ноября 1558 года «кровавая королева» испустила дух. Историческое предание еще и теперь указывает на дерево в Гэтфилд-парке, под которым сидела Елизавета, когда гонец доставил ей весть о ее мирном восшествии на престол. Она упала на колени и после долгой молитвы воскликнула:

– Это дело Божье, и мы должны считать его чудом!

Эти слова чеканились во все время ее царствования на золотой монете Англии. Елизавету до гробовой доски не покидало сознание того, что сохранение ее жизни и ее воцарение были волей Господа.

Между тем положение Англии никогда еще не было столь плачевным. Вовлеченная Испанией в разорительную войну с Нидерландами, она не имела ни одного союзника на континенте. Французский король, выражаясь словами одного современника, «оседлал Англию, стоя одной ногой в Кале, а другой в Шотландии». У государства не было ни армии, ни флота, ни средств снарядить их.

Елизавета сознавала всю меру ответственности, легшую на ее плечи. Прежде всего, она стремилась к прекращению религиозных споров, разделявших англичан на два враждующих лагеря. Молодая королева не боялась выказывать презрение к ханжеству как католиков, так и протестантов. Последние ворчали на нее за то, что она допускала к своему двору католиков, а католики бранили ее за введение в королевский Совет протестантских лордов. Елизавете же все это казалось совершенно естественным; на религиозные споры она смотрела с чисто политической точки зрения и разделяла с Генрихом IV Бурбоном мнение о том, что престол стоит обедни. И народ не ошибся в своих надеждах: в правление Елизаветы свобода совести была признана, по крайней мере, неофициально. Однако, следуя политике своего отца, она восстановила отмененную Марией королевскую супрематию над церковью.

Елизавета отнюдь не была женщиной строгих нравов, но она была женщиной большого ума. При ее вступлении на престол никто не подозревал о ее государственных талантах, но вскоре все убедились воочию, что в ее жилах течет кровь Тюдоров. Она бранила могущественнейших аристократов, точно мальчишек, и однажды на дерзость лорда Эссекса ответила пощечиной. Вместе с этой чертой характера, унаследованной от отца, ей достались чувственность и беспечность, свойственные ее матери. Елизавета не могла жить без удовольствий и блеска и вечно переезжала из замка в замок среди роскошных празднеств. Она страстно любила бриллианты, а платьям у нее не была числа. До глубокой старости она оставалась тщеславной, словно двадцатилетняя девушка. В ее характере совершенно не было деликатности, которая могла бы прикрыть ее грубую чувственность, с особенной силой проявившуюся в зрелые годы. Красивый мужчина всегда мог рассчитывать приобрести ее расположение. Она прилюдно гладила по шее прекрасных юношей, преклонявших перед ней колени, и, не стесняясь, ласкала «своего милого Робина», лорда Лейчестера, на глазах у придворных.

Поэтому неудивительно, что государственные мужи, которых Елизавета впоследствии перехитрила и переиграла, долгое время считали ее просто легкомысленной женщиной. Испанский король Филипп II удивлялся, как эта «похотливая баба» могла с успехом противостоять его политике. Но Елизавета, имевшая вид беспечной и сладострастной кошки, обнаруживала при случае мертвую хватку бульдога. В ее характере не было и тени благородства, ею всегда двигали голая выгода и трезвый расчет. Самые достойные люди были не более чем костяшками на ее счетах. Она не брезговала получать прибыль с порченой провизии, предназначенной для королевского флота, и участвовала в барышах английских пиратов. Правда, справедливости ради следует заметить, что, не зная благородства и любви, она не знала также ненависти и мелочной мстительности.

Если проследить за шествием Елизаветы по извилистой дороге ее обманов и интриг, то сознание ее величия почти растворяется в чувстве презрения. За ней можно признать только одну добродетель – настойчивость в исполнении своих планов. «У меня сердце короля!» – воскликнула она однажды, и это была правда. Женская пугливость и податливость никогда не завладевали ею всецело и надолго. Дипломаты, бранившие ее за увертки и хитрости, казавшиеся им следствием женского непостоянства, в следующую минуту проклинали ее упорство и безоглядность, с которыми она шла к намеченной цели. «В этой женщине сидит сто тысяч дьяволов!» – писал о ней посланник Филиппа II.

Подданным Елизаветы, которые ничего не знали о ее тайных подсиживаниях и нечистоплотных интригах, она представлялась воплощением непоколебимой решительности. Храбрецы и отпетые висельники, бороздившие моря в поисках золотых караванов Испании и топившие «Непобедимую армаду», ни на минуту не усомнились, что лавры отваги и мужества принадлежат их королеве.

На протяжении многих лет главным политическим противником для Елизаветы была Мария Стюарт. Эта шотландская принцесса воспитывалась при французском дворе и вышла замуж за французского принца. В августе 1561 года она юной вдовой высадилась в Лейте, чтобы унаследовать шотландскую корону. Как ни молода в то время была Мария – ей было всего девятнадцать лет, – по своим умственным способностям она стояла отнюдь не ниже Елизаветы, а горячностью и страстностью своего характера намного превосходила ее. Вообще вся она являлась как бы зримым воплощением сладострастности французского Возрождения. Целые дни она проводила в постели, которую покидала только вечером для танцев и музыки. Вместе с тем эта неженка обладала несокрушимым здоровьем – после одного поражения она проскакала верхом девяносто миль, останавливаясь только для смены лошадей. Мария любила опасность, приключения и звон оружия. Во время одного похода ее солдаты слышали, как она изъявляла желание быть мужчиной, «чтобы испытать жизнь воина, быть всю ночь в поле или бродить по лесам и болотам в кольчуге и шлеме, с глазговским щитом и широким мечом в руках». Но в рабочем кабинете она становилась таким же холодным и расчетливым политиком, как Елизавета, в то время как ее планы были гораздо шире и смелее, нежели замыслы ее английской соперницы. «Вся политика умнейших и самых практических голов во Франции, вся хитрость, фальшь и обманы самых лукавых людей Шотландии сосредоточились в голове этой женщины, и всех их она легко проведет», – писал английский посланник в Эдинбурге. Красота и грация Марии, великодушие ее характера и горячность чувств, веселость, мужественность и одновременно женская игривость ее натуры чаровали и друзей и врагов. Даже Ноксу, самому суровому из шотландских пуритан, она казалась «замечательной женщиной».