Филип Шафф - История Христианской Церкви I. Апостольское христианство (1–100 г. по Р.Х.)

Это было первое самостоятельное свидетельство апостолов, первая христианская проповедь: простая, бесхитростная, но исполненная библейской истины, естественная, приличествующая моменту, заставляющая задуматься и более плодотворная, чем любая проповедь, произнесенная с тех пор — пусть даже преисполненная знания и блистающая красноречием. В результате проповеди Петра обратились и крестились три тысячи людей, ставшие первыми плодами в житнице Церкви.

В этих первых плодах вознесенного Искупителя, в этом начале новой эпохи Духа и Евангелия, которая пришла на смену прежней теократии буквы и закона, славнейшим образом воплотился символический смысл иудейской пятидесятницы. Но день рождения Христианской Церкви был, в свою очередь, лишь прообразом и обетованием еще большей духовной жатвы и вселенского праздника благодарения, время которых наступит тогда, когда Дух Святой окончательно исполнит пророчество Иоиля, излившись на всякую плоть, когда все сыновья и дочери человеческие будут ходить в Его свете, а Бога будут славить новыми огненными языками за то, что Он завершил Свое чудесное служение искупительной любви.

I. Глоссолалия. Дар языков — самый непонятный аспект чуда Пятидесятницы. Единственный источник, откуда мы можем получить информацию из первых рук, — это Деян. 2, но дар языков как таковой упоминается еще в двух отрывках той же книги (Деян. 10:46; 19:6), а также в заключительной части Евангелия от Марка (подлинность которой вызывает сомнения). Павел в 1 Кор. 12; 14 дает полное описание этого дара. Глоссолалия, без сомнения, имела место в апостольскую эпоху, и мы без колебаний могли бы сделать вывод о природе этого дара на основании одной только истории Пятидесятницы или одной лишь истории жизни Павла. Трудность, однако, состоит в том, чтобы примирить эти повествования друг с другом.

1) Для описания необычных языков используются такие понятия: «новые языки» (καιναι γλώσσαι, Мк. 16:17, где Христос обещает этот дар), «иные языки», отличающиеся от обыкновенных (έτεραι γλ., Деян. 2:4, более нигде не упоминается), «разные языки» (γένη γλωσσών, 1 Кор. 12:28) или просто «языки» (γλώσσαι, 1 Кор. 14:22), а в единственном числе — «язык» (γλώσσα, 1 Кор. 14:2,13,19,27. Английский {и Синодальный} перевод в этих случаях поясняет: «незнакомый язык»). Говорение на языках по–гречески называется γλώσσαις или γλώσση λαλειν (Деян. 2:4; 10:46; 19:6; 1 Кор. 14:2,4,13–14,19,27). Павел также употребляет фразу «молиться на языке» (προσεύχεσθαι γλώσση) как синоним выражения «молиться и петь духом» (προσεύχεσθαι и ψάλλειν τω πνεύματι, в отличие от προσεύχεσθαι и ψάλλειν τω νοΐ, 1 Кор. 14:14–15). Слово «языки» во множественном числе, упоминание о «разных» языках и разделение языков на «ангельские» и «человеческие» (1 Кор. 13:1) — все это указания на различные проявления одного и того же дара (говорение, молитва, пение) в зависимости от характера, образования и душевного настроя говорящего, но не на различные иностранные языки, поскольку описание Павла не допускает такого толкования.

Понятие «язык» истолковывали по–разному.

а) Визелер (и Ван Хенгель): орган речи, используемый как пассивный инструмент; говорение только языком, без артикуляции, и тихим шепотом. Но в это объяснение не вписывается ни множественное число, ни упоминания о «новых» и «разных» языках, поскольку орган речи остается неизменным.

б) Блик: редкие, местные, устаревшие, поэтические выражения, глоссы. Но в таком узком значении слово γλώσσαι встречается лишь у классических авторов (Аристотеля, Плутарха и др.) и грамматистов, но не в общеупотребительном греческом языке. Вдобавок, такое объяснение неприменимо к вариантам γλώσσα и γλώσση λαλειν, поскольку слово γλώσσα (в ед. числе) может означать только одну глоссу.

в) Большинство толкователей: язык или наречие (διάλεκτος, ср. Деян. 1:19; 2:6,8; 21:40; 26:14). Это правильная точка зрения. «Язык» — сокращенная форма первоначального выражения «новый язык» (Мк. 16:17). Это слово не обязательно подразумевает один из известных земных языков, но может обозначать необычное употребление существующего наречия или новый, ранее неизвестный духовный язык, язык вдохновения, приходящий к человеку в состоянии экстаза. «Языки» же представляют собой индивидуальные разновидности этого богодухновенного языка.

2) О глоссолалии в Коринфской церкви, которая, по всей видимости, была идентична глоссолалии в Кесарии (Деян. 10:46) и в Ефесе (Деян. 19:6), благодаря описанию Павла мы знаем довольно много. Она проявлялась как восторженность после обращения и продолжалась какое–то время. Это было не говорение на иностранных языках, совершенно бесполезное на молитвенных собраниях верующих, а говорение на языке, не похожем ни на какие известные наречия и без переводчика непонятном для иностранцев. Это явление не было связано с проповедью Евангелия, хотя, как и другие формы поклонения, могло повлиять на впечатлительных неверующих, если таковые присутствовали на собрании. Это был акт безоговорочного посвящения, акт благодарения, молитвы и воспевания со стороны членов христианского собрания, всецело поглощенных общением с Богом и выражавших свой восторг ломаной, отрывистой, возвышенной, непонятной речью. Это было проявление чувств, а не мыслей, язык возбужденного воображения, а не холодного рассудка. Это был язык духа (πνεύμα), экстаза, отличный от языка разума (νούς). Разницу между ними мы можем в какой–то мере понять, сравнив стиль Откровения, полученного έν πνεύματι (Отк. 1:10), и стиль Евангелия от Иоанна, написанного έν νοΐ. Говорящий на языках пребывал, так сказать, в состоянии духовного опьянения, наподобие поэтического «безумия», о котором говорили Шекспир и Гёте. Его язык был лирой, из которой божественный Дух извлекал небесные мелодии. Человек был в бессознательном или полубессознательном состоянии и едва понимал, где находится — все еще «в теле» или уже «вне тела». Понять эту неосознанную восторженную речь мог лишь тот, кто пребывал в таком же трансе. Для постороннего, неверующего человека глоссолалия звучала варварским наречием, неразборчивым звуком трубы, бредом сумасшедшего (1 Кор. 14:23) или бессвязной речью пьяного (Деян. 2:13,15). «Ибо, кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом; а кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь » (1 Кор. 14:2–4; ср. 1 Кор. 14:26–33).

Очевидно, коринфяне переоценивали значение говорения на языках как эффектного проявления божественной силы; глоссолалия производила сильное впечатление, но, по сути, не служила практическим целям и исчезла с окончанием «медового месяца» церкви. Павел, сам прекрасный знаток этого феномена (1 Кор. 14:18), показал себя очень мудрым человеком, отметив второстепенный и преходящий характер говорения на языках, ограничив его использование и отдав предпочтение другим, неизменно полезным дарам, через которые Бог проявляет Свою милость и любовь ко всеобщему благу. Говорить на языках хорошо, но лучше пророчествовать и учить на понятном языке, чтобы собрание назидалось, а еще лучше делами проявлять любовь к Богу и людям (1 Кор. 13).