Мыкола Конотопский - Один на льдине

Я ему поясняю, что такое особая инспекция и что она не подчиняется никому кроме министра Внутренних Дел СССР генерал-полковника Щелокова. Хорошо же, говорит мой визави, но поставлен ли в известность о вашем витийстве на проспектах Киева украинский министр внутренних дел, и если коллега извещен, то он, Удовиченко, сейчас же позвонит и попросит у того внятных объяснений.

Я повторяю, что операция - строго секретная и особо важная, что машину я изъял для оперативных целей.

- Эге ж! - восклицает эта VIP-персона. - А вы знаете, что мы с вашим министром товарищем Щелоковым в таком-то году работали вместе в советском посольстве в Канаде? Мы с ним знакомы лично, и я сейчас позвоню ему по ВЧ!

Вот тут я и повел носом - пахло паленой липой.

- Товарищ министр, - говорю, - поступайте, как вам вольно, но бороться с преступностью - общее дело всех коммунистов.

- Может оно и так, - говорит товарищ Удовиченко. - Только почему же именно на моей машине нужно бороться с отбросами общества?

Но призадумался.

- Так сложилась оперативная обстановка, - долдоню я. - Пока мы с вами выясняем пустяковые отношения, она может измениться непоправимо! Следственные органы вправе рассчитывать на помощь лучших людей страны!

- Впредь советую вам, капитан, действовать с большей осмотрительностью, - умягчается он и протягивает мне мое дорогое удостоверение. - Что ж... берите мою машину и постарайтесь уважительно относиться к украинским властям. Двух часов вам хватит, чтоб решить ваши проблемы?

- Это проблемы общегосударственные, - упрямо говорю я.

- До свидания, капитан!

И опять неискоренимая дерзость едва не сыграла со мной злую шутку.

На министерском авто я гонял целый день. Ездил в дальний район Киева Оболонь на подпольную квартиру, где жила одна из моих девушек. И освободил я машину лишь в девять вечера. Видимо, это окончательно возмутило требовавшего уважения министра. Он, наверное, все же позвонил куда-то, потому что утром двор оказался полон товарищами в красивых фуражках. Я увидел их из окна квартиры с седьмого этажа. Позже я узнал, что киевские менты часа четыре ходили по подъездам, спрашивали обо мне дворников и старух. Вот так я понял, что засветился и стал гораздо осмотрительней. Как и советовал, впрочем, советский министр Удовиченко.

Жаль, что на будущем следствии я не назвал его в числе своих подельников.

5

А киевских жидов мне отчасти жаль...

Так случилось, что это я втянул их в крупный преступный бизнес.

Жили они себе в славном Киеве. Тихо-мирно подворовывали. Приехал какой-то конотопский паренек - помогли с трудоустройством, с родителями перезнакомили. Обогрели. Приютили. Дали какое-то жилье, деньги.

Мне надо было сказать:

- Орлы! Имеем мы по тысяче в месяц - радуйтесь и наслаждайтесь жизнью! Это пять месячных зарплат советского инженера!

А мы ж "тюремщики", как принято было тогда говорить, взрослые дяди: Кашлюнов, Галкин, Юдкин, я, имеющий уже за плечами этапы - использовали их. Так получается. И когда нас посадили, то их матери, наверное, прокляли меня.

Звоню я недавно в Филадельфию Яшке Богатыреву, а трубку берет его мамеле. И она меня через столько лет узнала:

- Коля, это вы?

- Да, - говорю, - Эстер-Мария. Это я...

- А что вы, Коля, хотели?

- А что Коля хотел? С Яковом поговорить.

- А разве вы еще не забыли, что есть Яша?

- Почему же я должен забыть его, Эстер-Мария? Яша для меня близкий человек.

- После того, что было?

- А что было? Немножко посидели в тюрьме...- говорю.

- Вы нам столько горя принесли, Коля. Мы все боимся: как бы в Америку не приехали...

Без комментариев.

А, может, это они использовали нас? Вопрос остается открытым. Да и стоит ли сейчас ломать над ним голову.

Пойдешь в Киево-Печерскую лавру, к дальним святым мощам лбом прикоснешься - легче становится...

6

Пришла пора "рубить капусту", как любил говаривать один мой знакомый поэт.

Известно, что в те времена приличные деньги делались на торговлишке простой газировкой, а уж что говорить о пиве! Местные жиды с пивной базы, похоже, давно сушили сухари и собирали "допровские корзинки", ибо существует определение: жадность фраера сгубила. Сухари-то сушили, а красть - это страсть. И мы стали их "бомбить": заходим в квартиру, проверяем документы жидовского набоба и его ближайшего окружения, предъявляем сияющий печатью ужасной Генеральной Прокуратуры ордер на обыск. Кашлюнов и я выступаем в качестве оперативных работников из Москвы. Понятые наши "коллеги". Приступаем к изъятию ценностей, которых повидали неимоверное количество. Деньги наши стали ваши, а потом - наоборот.

Классика, господа лавочники. Зачем тебе, Изя, сорок пар обуви одного размера, которые стоят упакованными в платяном шкафу? Может быть, ты сороконожка? Нет? А на кой тебе, Додик, пятнадцать костюмов? Моль подкармливаешь, как бывший юннат и тимуровец? Это излишнее проявление гуманизма, это гуманистическая истерика, Давид. А настоящий гуманизм в советской кутузке. Там тебя бесплатно побреют и костюмчик принесут. Ах, не хочешь в тюрьму? Вычеркиваем. А денег-то! По всем карманам и пистончикам брюк напихано! Да во всех костюмах! Не успеваешь вынимать? Сара не успевает их утюжком гладить? Нет, мы тебя не вычеркиваем. Посмотрите, товарищи, как неуважительно относится к денежным знакам страны этот боец торгового фронта! Посмотрите, граждане судьи, какие они пожульканные и помятые, наши советские рубли, трояки, пятерки, червонцы и двадцатьпятки! Их не то что утюгом, их дорожным катком не разгладить! Какое неуважение к нетрудовому рублю, господа жиды! Какое босяцкое отношение к Государственному Казначейскому Билету! Это же экономическая диверсия - не ниже!

В таком, примерно, контексте успешно шли наши "разгонные" будни. Когда мы прошлись по киевским жидам, то стали выезжать в азербайджанский город Салани на самой границе с Ираном, где все уважающие себя эфенди39 занимались контрабандой хны. А еще - торговали анашой. Золотое дно, кто понимает. Изымали мы у них, обкуренных и обдолбанных, золото.

Мы забирали его у ювелиров Грузии, мы вытрясали его из трикотажных подпольных цеховиков Каунаса и Вильнюса, Риги и Таллина.

За два года работы наша реанимационно-экспроприационная бригада достигла высочайших производственных показателей. Бомбили всех по-черному. За бабушку, за дедушку, за папу, за маму. Приходишь в аэропорт, бывает, а билетов нет на полмесяца вперед. Предъявляешь удостоверение: задержать такой-то рейс. Мы - оперативная группа МВД СССР в таком-то количестве. И чтоб молчать! И чтоб ни одна душа! Борт задерживали беспрекословно. Снимали пассажиров с рейса, а нам находились места, и мы летели "бомбить".

Это уже был размах.