Александр Тюрин - Западный (польский) вопрос

От предыдущих этапов российской государственности император Николай I унаследовал два важнейших геополитических вопроса. «Восточный вопрос» — взаимодействие с кочевым миром азиатских степей, с государствами, созданными кочевниками. И «вопрос западный», взаимодействие с густонаселенной иноверческой Европой, ищущей земли и другие ресурсы на Востоке — в первую очередь, с Польшей.

Само географическое положение русского государства, как одновременно и барьера и моста между Европой и Азией, между двумя мощными культурными ареалами, между двумя различными типами ландшафта и климата, предопределило его нелегкую судьбу. Как кусок металла оно находилось между европейским молотом и азиатской наковальней, пока (да позволит мне читатель продолжить метафору) не превратилось в меч разящий.

Позабыв об эпохе великого переселения народов, когда полчища всадников проходили от китайской стены до Рейна, Европа словно стремилась навстречу Азии, ломая находящееся между ними русское пространство. В некоторые эпохи на один мирный год для Московской Руси приходилось два военных, не в лучшем положении находились и другие русские земли. И золотой петушок едва успевал поворачиваться, показывая откуда идет новая рать.

Конечно, наше «общение» с Европой и Азией было далеко не всегда конфликтным, однако и характер мирных взаимоотношений определялся тем балансом сил, который сложился в военное время. В целом немирный характер жизни определил основные тенденции в развитии русского государства и даже повлиял на русский национальный характер…

Многовековой восточный вектор польского экспансионизма объясняется весьма просто — германский мир, лежащие к западу, северу и югу от Польши были сильнее ее, как в военном, так и хозяйственном отношении. Одно время молодой польской народности светила судьба совсем уж незавидная — исчезнуть, как исчезли многочисленные западно-славянские народы, жившие по Эльбе, Дунаю и Балтийскому морю и попавшие под каток немецкого «Drang nach Osten». Почти полтора века и на востоке перед поляками стояла огромная Киевская Русь с сильными князьями и могучими дружинами. «Пробное» вторжение польского короля Болеслава Храброго на русские земли имело все признаки последующей польской «восточной политики»: захват под флером «освобождения», с попыткой раскола элиты и замены у ней культурной идентичности. Но в то время ожидал поляков полный провал. Ничего не светило западным соседям даже в период удельного дробления Руси: «А литва из болота на свет не показывалась».

Но в середине 13 века Фортуна повернулась к полякам передом.

В результате монгольского нашествия к востоку от Польши оказалась геополитическая дыра, слабо заселенная и плохо защищенная территория, с разобщенными князьями, жадными боярами и потрепанными дружинами. Завидущим глазам западных наблюдателей открывалась земля «велика и обильна», однако с погибшими городами и костями человеческими, лежащими в полях.

Настало время и литве вылезти из болота. Литовцы начинают завоевание Поднепровья, на первых порах грабительством и насилиями мало отличаясь от азиатских «гостей». При Воишелке и его приемниках литовцы занимают большую часть Белой Руси. В 1320 г. литовский великий князь Гедимин начинает завоевание Волыни, годом позже он разбивает западнорусских князей, киевского, брянских, переяславского, волынского, на р. Ирпень, и берет после двухмесячной осады Киев. Его сын Ольгерд довершает захват Белой Руси.

Польские властители, скармливающие немецким феодалам славянские и балтские земли, сами начинают свой многовековой натиск на Восток.

В 1340-х гг. король Казимир III, потерпев очередное поражение от прусских немцев, в ходе двух походов полностью овладевает Галицкой Русью. И, очевидно, за это деяние получает классное прозвище «Великий». Захватит он также часть Волыни. Эти земли под именем Воеводства Русского будут отнесены к Малой Польше. Литва же распухнет, как на дрожжах, за счет оставшейся части Волыни, Подолии, Киевских и Черниговских земель.

Со второй половины 14 в. Литва обращает внимание на земли, которые потом назовут «великорусскими». Вслед за брянскими землями в ее руки переходит большая часть смоленско-московской возвышенности. И здесь разорения и жестокостей было от нее не меньше, чем от татар. Псковитяне отбиваются от Литвы из последних сил, Новгород едва откупается.

Литовские владения, переползшие на левый берег Днепра, вклиниваются в Дикое поле. Вдоль Буга и Днепра выходят литовские кони к Черному морю. После дробления Золотой Орды литовцы влияют на политику ее наследников, союзничают с ханами Большой Орды, с казанским ханством, фактически создают крымское ханство.

Из «ничего» получается великое «что-то»; за счет чужой беды в первой половине 15 в. Литва становится крупнейшей по размерам державой Европы, и перспективы у нее замечательные. Она контролирует балто-черноморский путь, ей принадлежат плодородные земли по Днепру. Уже почти повсюду встала Литва на место древнерусского государства. Что, по сравнению с ней какая-то залесная Москва, окопавшаяся в неплодородном суглинке между Окой и Северной Волгой и регулярно разоряемая татарами.

Как маркитантка идет за солдатом, так и Польша за Литвой, сооблазняет ее прелестями цивилизации, польскими золотыми яблочками: удобными жилищами, балами и спектаклями, красиво одетыми женщинами. Литве, еще недавно сидевшей в болоте, нечего противопоставить Польше, болтающей на латинском языке и читающей Плавта с Теренцием; влияние Москвы ничтожно, где-то за морем загибается Византия, ограбленная и униженная латинянами. И литовский воин меняет звериную шкуру на камзол и штаны с гульфиком, а медвежьи пляски вокруг костра на краковяк и минуэт.

Польша могла подарить литовской элите нечто большее, чем культура, она давала идеологию господства, замаскированную под «шляхетские вольности». Литовская знать будет теперь полонизироваться, шаг за шагом получая сомнительные дары в виде шляхетский привилегий, западнорусское крестьянство все более закабаляться.

На самом деле, польская «золота вольность» (zlota wolnosc), соблазнившая литовскую элиту, была выражением слабости польского государства, отказавшегося от борьбы с серьезным противником на западе. Польская элита, уходящая на опустевший восток, не нуждалась в сильном государстве для обеспечения своего господства, и целиком присваивала прибавочный продукт, создаваемый покорным населением. Кошицкий привилей освободил шляхту от всех государственных повинностей, а согласно Радомской конституции» король не имел права издавать какие-либо законы без согласия аристократического сената.