Елена Сенявская - Противники России в войнах ХХ века (Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества)

Однако и в период лояльных межгосударственных отношений и активных деловых контактов Веймарской республики с Советской Россией в Германии продолжал культивироваться антисоветский и антирусский образ врага. Одним из корней его является идея исключительности немецкой нации, с XIX в. культивировавшаяся в стране и внедрявшаяся в массовое сознание немцев, которым — от глухой деревушки до университета — твердили: «все величайшие в истории военные подвиги — прусские, все величайшие творения искусства — немецкие, самая лучшая промышленность — германская, а самые толковые рабочие — немцы». [212]При этом «величие немецкого духа» противопоставлялось «низким» качествам других народов. И 1920-е годы не стали здесь исключением. Так, в одном из школьных учебников в 1925 г. утверждалось, что «русский дух как таковой, видимо, не приспособлен к творческой созидательной деятельности; почти всем, что создано Россией во внешних и внутренних делах, она обязана немцам, состоявшим на русской службе, или прибалтийским немцам». [213]Но не только давние национальные предрассудки влияли на отношение к русским. У большинства населения сохранялись стойкие воспоминания о России как о главном противнике в Первой мировой войне. К тому же старые клише были дополнены идеологическим противостоянием, которое в наиболее радикальной форме выражал набиравший силу национал-социализм, опиравшийся на всё ту же идею немецкой исключительности, возведенную им на уровень теории «расового превосходства». Именно он внедрял в сознании немецкого общества стереотип «еврейского большевизма», стремящегося через мировую революцию к господству над миром. Будущий фюрер Адольф Гитлер в 1927 г. в «Майн Кампф» написал: «В русском большевизме мы должны видеть предпринятую в XX столетии попытку евреев завоевать мировое господство. …Германия является сегодня ближайшей крупной целью большевизма». [214]

С приходом в 1933 г. к власти в Германии НСДАП происходят резкое изменение взаимоотношений двух стран и усиление враждебной пропаганды с обеих сторон — антисоветской в Германии и антигерманской, приобретшей характер антифашистской, — в СССР. В это же время по инициативе советского руководства было прекращено и военное сотрудничество.

Идеологическая и политическая разнополюсность режимов в СССР и Германии не могли не привести к их жесткому противостоянию. К середине 1930-х гг. между двумя государствами шла настоящая пропагандистская война. В Германии не жалели красок для изображения «большевистской угрозы». Так, инструкция имперского Министерства пропаганды от 31 марта 1937 года гласила: «Борьба против мирового большевизма — генеральная линия немецкой политики. Его разоблачение — главная задача национал-социалистической пропаганды…Задача пропаганды состоит в том, чтобы показать немецкому народу, что большевизм его смертельный враг, и доказать миру, что он враг всех народов и наций и тем самым мировой враг». [215]При этом главной идеей становится программа расширения «жизненного пространства» на Востоке, исходя из которой будущая война против СССР рассматривалась как неизбежная и политически оправданная.

В свою очередь в Советском Союзе средства массовой информации характеризовали Германию как агрессивное государство и потенциального военного противника СССР. В наиболее известном пропагандистском фильме «Если завтра война» зритель мог без труда увидеть этого предполагаемого противника — фашистскую Германию. В том же качестве она изображена и в известной повести Н.Н.Шпанова «Первый удар», и в ряде других литературных произведений 1930-х гг.. [216]Однако образ врага в этот период продолжал рассматриваться через призму классовой идеологии, а Красной Армии в будущей войне отводилась роль освободительницы трудящихся, в том числе и Германии, от гнета эксплуататоров. Характерные настроения в этом отношении выражены в поэме Константина Симонова «Ледовое побоище», опубликованной в 1938 г.:

Однако в преддверии Большой войны неудачи в поиске союзников в лице стран «демократического Запада», которые фактически поощряли агрессивную политику Германии и стремились повернуть ее экспансионизм на Восток, против СССР, вынудил советское руководство пойти на временное, тактическое соглашение с национал-социалистской Германией, заключив 23 августа 1939 г. пакт о ненападении. Это позволило, во-первых, отсрочить военное столкновение; во-вторых, решить ряд геополитических проблем, существенно отодвинув на запад границы, вернув ряд территорий, исторически входивших в Российскую Империю и утраченных в результате Первой мировой войны, революции и Гражданской войны; в-третьих, предотвратить возможную коалицию Гитлера с Западными странами, направленную против СССР, и, напротив, сделать их потенциальными союзниками в результате того, что они сами стали жертвой германской агрессии. [218]Между тем, советское военно-политическое руководство отнюдь не питало иллюзий относительно экспансионистских стремлений Германии на Восток, хотя и допустило просчет в прогнозах, касающихся времени начала будущей войны.

Заключение Пакта «Молотова-Риббентропа» привело к резкому свертыванию антифашистской и антигерманской пропаганды в стране. Это, безусловно, внесло определенную дезориентацию и в массовое сознание, и в деятельность пропагандистских структур. Однако официально провозглашенный советским руководством «курс на сближение и даже «дружбу» с нацистской Германией … не находил широкого отклика в общественном сознании. Он фактически «отнимал» формировавшийся годами враждебный стереотип германского фашизма. Однако неизменно «срабатывал» более всеобъемлющий образ «капиталистического окружения», [219]которое «ни за что не оставит в покое первое в мире социалистическое государство».

На восприятие будущей войны и формирование образа основного врага, безусловно, влиял целый комплекс разноплановых факторов: и «архитипические» механизмы массовой психологии россиян, воспринимающей войну как «бедствие народное», но мобилизующей все свои силы в условиях национальной угрозы; и очень сложное и противоречивое по своим последствиям влияние идеологических механизмов, пропагандистской машины, с одной стороны, готовящей страну к будущей войне, а с другой, — дезориентировавшей население относительно сроков ее начала, характера, масштабов и тяжести, и даже относительно конкретного противника, с которым придется вступить в смертельную схватку и вести многолетнюю борьбу на выживание.