Афанасий Коптелов - Точка опоры

И никто из троих не подозревал, что среди множества псевдонимов Владимира Ильича этот будет главным, громким и любимым не только друзьями и деятелями революции - пролетариями всех стран. Пройдет каких-то полтора десятка лет, и это имя революционным набатом зазвучит на весь мир, и их друга назовут вождем боевой марксистской партии в России и основателем первого социалистического государства рабочих и крестьян. Перед ними был по-человечески простой, обаятельно милый, подчеркнуто ничем не выделявший себя среди товарищей, энергичный, подвижный, работящий человек, которого уже многие привыкли называть по-свойски уважительно Ильичем, как называли в российских деревнях пожилых людей, чье слово по-особому весомо и дорого для всех сверстников и единомышленников.

Из-за двери дальней комнаты время от времени доносился глухой кашель Елизаветы Васильевны, уже успевшей где-то в эту раннюю осень схватить инфлуэнцу, как называли в те годы грипп.

Надежда пошла купить сосисок к завтраку, мужу сказала, чтобы присмотрел за чайником на керосинке и заварил чай из пачки, недавно привезенной им в подарок из Москвы, а то здешний кофе небось друзьям уже изрядно надоел.

Гости сидели в тесной комнатке с единственным окном на улицу. Владимир Ильич поспешно прибирал на столе, до половины заваленном папками, книгами, газетами, журналами и выписками на узеньких бумажках, отодвинул простенькую чернильницу, какие покупают для школьников, и тонкую, словно карандаш, ручку, на стальном пере которой (мать прислала с Надей целую коробочку его любимых перьев) едва успели высохнуть чернила, но Зинаида Павловна, уже заглянувшая в кухоньку, остановила его:

- Лучше бы там... Вы же там завтракаете... Ну и мы с вами по-домашнему...

- Правда, Володя. Не нарушай свой порядок на столе.

- Порядок у меня относительный...

- Вижу - рукопись большая! Новая книга?

Владимир Ильич кивнул головой. В эту секунду он, спохватившись, подумал: "А что же они об Эльвире Эрнестовне ни слова? Ни поклона, ни привета. Уж ладно ли с ней?" Спросил о ее здоровье.

- Покинула нас мама... - тихо проронил Глеб Максимилианович.

- Сочувствую... Всей душой... - Владимир Ильич, понизив голос до полушепота, участливо спросил: - Долго ли болела?.. И давно ли?..

- Все на Волгу просилась, - начала рассказывать Зинаида Павловна. - В родную земельку хотелось... Глебушка взял отпуск. Поехали втроем. Думали: квартиру присмотрим, переберемся на постоянное жительство...

- В Тайге оставаться надолго было для меня довольно рискованно, продолжал Кржижановский, провел рукой по кустистым бровям. - Присматривать стали за мной. Я уж не говорю о Зине... Вот мы и поехали... А мама в Самаре через каких-то три дня... Похоронили и... к вам.

- Тяжело нам было там...

- Понятно... Такая потеря... - Владимир Ильич задумчиво погладил бородку. Ему вспомнился Петербург. Две матери носили узелки с передачами в Предварилку. Одна - Глебу, другая - ему. Так и познакомились у тюремного окошечка. А когда сын оказался в ссылке, Эльвира Эрнестовна, не раздумывая, поехала к нему в Сибирь. Делала все для того, чтобы сыну жилось легче.

В кухне зазвенел крышкой чайник, и Владимир Ильич поспешил туда. Чай заварил в эмалированной кружке, накрыл квадратиком картона.

Вернулась Надежда, посмотрела на гостей, на мужа: "Отчего они переменились? Какие-то пасмурные". Спрашивать не стала - сами скажут. А они промолчали. Кржижановские не могли еще раз прикасаться к своей свежей душевной ране, а Владимир Ильич решил: "Расскажу Наде и Елизавете Васильевне позднее".

...Первое время после приезда в Мюнхен Надежда, вынужденная до предела сокращать расходы на питание, покупала к завтраку семь сосисок. Хотя Владимир пытался седьмую делить на три части, Надежда оставалась непреклонной: "Нет, нет, тебе три". И Елизавета Васильевна подхватывала: "Тебе это необходимо. А для меня и двух многовато". И ему, при всей его деликатности, пришлось на некоторое время уступить. Но уже в половине июня, когда издательница Водовозова прислала ему чек на шестьсот марок, он предупредил: "С этого дня - для всех по три. Иначе я отказываюсь завтракать". Елизавета Васильевна потянулась к коробочке с привезенными из Питера гильзами Катык, которые она сама набивала табаком: "Да я же тебе, Володенька, говорила: трех для меня много - мне нельзя переедать, тем более мясо". - "В таком случае вам еще кефир", - настоял Владимир Ильич.

Сегодня Надежда купила для всех по три сосиски и по бутылочке кефира. Кухонный столик отодвинула от стены. Гости втиснулись на стулья, Владимир Ильич примостился на кромку плиты.

Разливая заварку, а потом и кипяток, Надежда с легкой усмешкой указала глазами на жестяной чайник:

- Это вам не Россия!.. Помните, в Сибири вокруг самовара?..

- Самовар изобрели не россияне, - заметил Владимир Ильич. - На раскопках Помпеи нашли нечто подобное.

- Вот именно - подобное, - возразила Зинаида Павловна. - Лучше туляков никто самовара не сделает. И до чего же хорошо, когда он на столе! Догорают последние древесные угольки, пахнет приятным жаром. А самовар полнешенек, отфыркивается и что-то тихонько бормочет. И до последней капельки льется не теплая водичка, а крутой кипяток.

- Самоварная идиллия! - вырвалось у Кржижановского с легким смехом. Да это же - купчихи! С блюдечка на растопыренных пальцах. Сахар вприкуску.

- Не спорь, Глебушка. - Зинаида толкнула мужа локтем. - Да у всех рабочих... И у самого последнего бедняка - самовар. Какой-нибудь старенький, в заплатках. И за недоимку подати сначала описывают и продают с торгов корову - самовар в последнюю очередь.

- А ты всегда пил внакладку? Богач! - расхохотался Владимир Ильич. У нас в семье предпочитали вприкуску. - И вдруг, наклоняясь к гостю, спросил: - Помнишь, как из вашей Теси ездили на озеро? После ухи вскипятили в том же котле, на заварку - брусничник! И без сахара.

- Все равно было хорошо! Чаек попахивал дымком.

- Вот-вот. Луна катилась от вершины одной сосны к другой, а через озеро прокладывала золотистую тропу. Ты в тот вечер раскалывал тишину азартными дуплетами. А Старков изредка, расчетливо и наверняка, бил по сидячим уткам. Как молотом по наковальне. Кстати, где он? Как Антонина? Они совсем забыли нас. Ни одного словечка.

- Они и нам не пишут, - сказала Зинаида Павловна; управившись с сосисками, выпила кефир и принялась за чай. - Тоня, кажется, прихварывает.

- На цементном заводе они, в Калужской губернии, - ответил Глеб Максимилианович. - Базиль там инженером.

- Н-да. Только ин-же-не-ром. Для Старкова этого мало.

- Володя, у тебя и сосиски и чай - все остыло.

- Ничего, ничего. Чай успеется. - И Владимир Ильич, не отрывая глаз от друга, укоризненно качнул головой. - А помнишь, уговаривались поддерживать связь, помогать "Искре"?