Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Теперь главное. Среди делегатов конференции уже находится 2/3 участников будущего (через 4 ч) заседания районного совета. Почему? А как же: партия руководит и направляет, поэтому в любом Совете любого уровня «конституционной большинство» — за членами КПСС.

Удобно, когда заседания идут одно за другим. Предприятие отпустило ценного работника только на день: он до обеда «отработал» на партконференции, после обеда — на заседании Совета.

Начало представления. Первый секретарь райкома, достав на трибуне бумажку, информирует делегатов конференции, что «бюро райкома партии накануне рассмотрело… проработало… и руководствуясь… предлагает конференции принять следующие решения…»

Далее следуют подготовленные выступления делегатов и короткая дискуссия (если позволяет характер первого секретаря и хватает времени на обед, а также есть в наличии желающие «критически обсудить вопрос»). Делегаты конференции голосуют. Антракт.

В 14.00 — второе действие спланированного спектакля. Зал тот же. Публика немного меняется. Часть делегатов партконференции, кто не депутат, отправились по своим частным делам, но костяк сидит. К нему добавилась 1/3 новеньких — это те из районных депутатов, кто беспартийные и комсомольцы. В Президиуме те же самые лица, но первый секретарь райкома и председатель райсовета поменялись местами. На трибуну выходит председатель райсовета (или райисполкома, это вмешательство «исполнительной власти в законодательную» никого не смущает, тем более, что нередко — это вообще одно лицо) и зачитывает по бумажке тот же самый текст:

«На состоявшемся вчера… рассмотрели, обсудили, проработали»… Далее идет новелла: «Прошедшая накануне партийная конференция района также рассмотрела… и руководствуясь… решила…»

Все согласно кивают. Далее можете продолжить сами…

Предположить, что партконференция (делегаты — ну, почти рядовые члены партии, по крайней мере, не получающие напрямую материального вознаграждения) не поддержит полностью и безоговорочно предложения бюро горкома, то есть профессионального аппарата, еще теоретически можно. Говорят, такое иногда бывало. Это всегда — ЧП областного, иногда республиканского масштаба. Но вот предположить, что Совет может не согласиться и не поддержать решение партконференции — уже невозможно даже теоретически. Точнее математически.

Не буду, дорогой читатель, проводить напрашивающихся аналогий с современной действительностью. Как пелось в популярной песенке времени «расцвета застоя»: «Думайте сами, решайте сами… иметь или не иметь». Я, конечно, имею в виду демократию.

В общем, никакой демократии, никакого «народовластия» (это я не подделываюсь под советский стиль, а просто перевожу слово «демократия» с греческого на русский) не существовало и в помине.

Все это совершенно справедливо. Но ведь была и другая сторона советской власти, о которой сейчас говорить не принято.

В конце концов, демократия — это еще и защищенность отдельного, особенно рядового, человека. Это и возможность самостоятельно изменить свое положение в обществе. А по обоим этим параметрам советский строй был, по крайней мере, не хуже западных демократий, а то и лучше.

И еще. Многие считают советский строй чем-то чужеродным для России, принесенным с Запада. Идеология марксизма действительно принесена с Запада и не имеет глубоких корней в народной русской традиции. Но Советы — как раз очень русская система власти. И уходит она корнями в Земские соборы.

Классическая позиция сторонников демократии такова: демократия начинается с того, что собирается орган, который учреждает самые основные принципы нового политического устройства. Прямо как в США: «Мы, народ Соединенных Штатов, даем сами себе эту конституцию…»

В 1917 году пропагандировался созыв как раз такого органа: Учредительного собрания.

Теория была такая: Учредительное собрание — это как бы собрание из 60 или 70 миллионов взрослых россиян, отдельных самостоятельных личностей, которые учреждают сами себе образ правления и верховную власть. Эти люди не могут все сразу собраться в одном зале или на одном поле и поэтому они выбирают своих представителей, чтобы учредить новую власть.

На местах те же самые отдельные личности выбирают местные органы власти. Муниципальные городские думы, волостные и губернские собрания — это та низовая власть, которая пусть себе и существует до и независимо от верховной власти, которую установит Учредительное собрание.

Россияне вполне готовы избирать и быть избранными. Они вполне могут и учреждать новые формы власти. В 1917–1918 годах прошел Церковный Собор русской православной церкви. На нем было восстановлено Патриаршество и избран патриарх Тихон. Так же, наверное, большинство проголосовало бы и за царя… если бы им дали слово. Но, конечно же, они не проголосовали бы за царя Николая II (тем более после постыдного поражения от «макак-япошек», «кровавого воскресенья», Распутина и бессмысленного четырехлетнего участия в общемировой бойне) и не стали бы утверждать на престоле «скверную полунемецкую династию», как назвал Романовых неискоренимый монархист Пуришкевич. [352]

А самое главное — большинство народа хотело не парламентской демократии. Она казалась им слишком формализованной и «холодной». Образом демократического правления для них был скорее сход на местах или Собор, то есть орган, в который выбирают своих представителей сословия и жители территорий. На таком Земском соборе должны быть представлены не личности, а группы людей. Цель Собора — учитывать коллективные интересы, а не частные.

Образом Собора на местах становится вовсе не выборная в городе или на территории Дума, а сход крестьян или горожан либо Совет.

Совет — это вообще поразительная система власти, удивительная помесь Земских Соборов Московии и парламентаризма. Советы родились как такие маленькие, местные Земские соборчики… Маленькие, местные, но собранные и оформленные именно как Земские соборы. [353]

На первый взгляд, Советы — очень примитивная форма власти, какой-то гибрид митинга с парламентом, исполнительной властью и даже с элементами суда одновременно.

Первые Советы руководили военными действиями, хозяйством, общественной жизнью, даже женили и разводили. А выборы в них велись разными партиями. И получалось — внутри советской системы был возможен и какой-то своеобразный парламентаризм, партийная борьба и т. п.

Но возможна советская власть и без партий, — они здесь не обязательны: могут быть, а могут и не быть.

Эта нерасчлененность функций совета непонятна для европейцев. В том числе и для русских европейцев — для европеизированного русского городского слоя. Но это недостаток только с их точки зрения. Для большинства россиян вовсе не нужно расчленения власти по функциям, разделения ветвей власти. [354]