Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

И тогда маньчжуры двинули против поселенцев регулярную армию, она вошла на территорию русского Забайкалья и осадила Нерчинск. Под стенами Нерчинска прошли переговоры между российским посольством и маньчжурами. 27 августа 1689 года маньчжурский полководец и посол подписали Нерчинский договор. До середины XIX века этот договор оставался основным документом для решения российско-китайских пограничных вопросов…

Долина Амура по договору оставалась за Китаем, Московия оставляла за собой все, что ограничено хребтами, запирающими долину Амура с севера. Но беда в том, что названия рек и гор, по которым шло размежевание, были разными в русском, маньчжурском, и во всех местных языках. Если далее удавалось договориться, о какой горе или реке идет речь, не было никакой уверенности, что это название не применяется ни к каким другим горам и рекам.

Так и в текстах русского и маньчжурского договора названия были не идентичны. Спорить можно только о том, какие именно статьи договора и с какой вероятностью должны были бы привести к войне.

Даже на дальних, почти неизвестных цивилизованному миру окраинах нужно было держать армию, или погибнуть.

Особенность ситуации заключалась в том, что Российская империя, как правило, воевала не с национальными государствами, а с другими «завоевателями».

Правящая элита этих государств, по сути, сидела на «чужой» территории. Слово «империя» звучит, конечно, непривычно слуху в отличие от Казанского, либо Кыргызского ханств, но, по сѵти, это были держащиеся только на военной силе, пришедшие «извне» режимы.

Империями были все татарские ханства — Казанское, Тюменское, Сибирское и Астраханское. В них татары господствовали над завоеванными ими племенами и, следовательно, эксплуатировали их нещадно. Покоренные данники, должны были по требованию татарских ханов, воевать на стороне ханских армий. Читатель может увидеть, как выглядело это многонациональное ханское войско на картине В. Сурикова «Покорение Сибири Ермаком».

Империями были и крымское ханство, и Турция, и Речь Посполитая, и Австрия, и Швеция.

Империями были государство маньчжуров, все государства монголов. Империей был Кыргызский каганат, остатки которого разрушили русские на Енисее.

Первобытные имперские народы были ничем не лучше, а наоборот, много хуже европейских колонизаторов: более жестокими, злобными, свирепыми. Они сильнее презирали завоеванных, страшнее угнетали их и более жестоко подавляли.

Именно поэтому жители Крыма и формальные подданные Турции на Северном Кавказе ничего не имели против русских.

Точно так же и покоренные татарами и кыргызами племена Сибири обычно считали, что русские даже лучше их прежних владык.

Даже христианские государства Грузии и Армении — не национальные государства. Картлийско-Кахетинское царство — типичная империя, в него входили и армянские земли, и аджарские, и абхазские. Армянское государство Багратидов также — типичная империя, которая, однако, не выстояла в войне с мусульманами. Эдакая империя-неудачник.

Получается, что все, кого включила в свой состав Российская империя, сами пытались строить завоевательные империи разного масштаба.

Миф об агрессивности России, ставший частью европейской политики при Наполеоне, использовался весь XIX и XX века. И это обвинение активнее всех бросали страны, построившие свое благополучие на самой жестокой эксплуатации всего человечества.

Действительно, XIX век — век колониальных империй. Франция завоевывала Африку, Индокитай, присоединяла острова в Тихом и Индийском океанах. Британия делила почти пополам Африку с французами, осваивала Индию, воевала с Афганистаном, завоевывала Бирму, осваивала Австралию и Новую Зеландию. Даже маленькая Бельгия умудрилась занять в Африке огромные территории по реке Конго, а северная Швеция — захватить несколько островов в Карибском море.

Это эпоха строительства колониальных империй всех европейских держав. Строительство империй заморских, сопровождавшееся невероятными жестокостями и проводившееся исключительно с целью «приобретения» материальных ценностей, то есть, попросту говоря, грабежа.

Но вот, что интересно: в Центральной Европе и в Скандинавии не возникло никаких негативных эмоций по отношению к этим империям. Приключения офицеров колониальных армий преподносились как романтичные и увлекательные. Колониальные мифы — интересные и яркие истории, а вовсе не трагедии.

Один из таких мифов описан Генрихом Сенкевичем. Его книга «В пустыне и пуще» посвящена судьбе двух польских ребятишек, оказавшихся в Судане во время восстания местного мусульманского «пророка» Махди. В этой повести описано противостояние «очень плохих» суданцев и «очень хороших» европейцев. На «хороших» жителей юга Судана нападают мусульмане. Хорошо, что в Судане есть англичане с пулеметами, они остановят плохих черных мусульман.

Эта книга настолько колонизаторская по духу, что в СССР ее даже запретили печатать. И в собрание сочинений классика польской литературы Генриха Сенкевича в середине 1980-х ее не включили.

Но вот, что интересно: и для Сенкевича Московия — совершенно чудовищное государство. В его знаменитой трилогии о польско-русско-украинских войнах XVII века, особенно в «Огнем и мечом», и православные малороссы, и их русские единоверцы — жестокие негодяи.

А вот Британская империя рисуется вполне симпатичной. Как модно говорить сейчас: политика двойных стандартов очевидна.

С 1812 года стало совершенно привычным осуждать Россию за любые территориальные приобретения, любые «округления» территории Российской империи. Это при том, что росла она совершенно по-иному, чем европейские.

Европейские империи возникали потому, что хотели жить за счет других народов. Приятно это слышать или нет, является ли мое высказывание «политически корректным» или не является, но это так.

Испанское завоевание Америки, конкистадоры, Писсаро и разрушение великих цивилизаций инков и ацтеков — все это было только первым актом мировой трагедии неевропейских народов. Самые передовые, промышленно развитые европейские державы начинали с того, что вели работорговлю в Африке и Азии. Постепенно европейцы укреплялись на территории других стран, заводили там свои армии, и уже не торговали с борта кораблей, а претендовали на политическую власть на далеких тропических берегах. Но и тогда главным для них было извлечение прибыли.

Жизнь в непривычном тяжелом климате, среди невиданных зверей и ядовитых рептилий и насекомых, среди враждебных (порой — поневоле враждебных) племен была опасной. Возвращались не все, даже если и не принимали участия в военных действиях. Но жизнь и служба в колониях могла сделать богатым даже самого бедного солдата колониальной армии или служащего торговой фирмы.