Морис Бувье-Ажан - Аттила. Бич Божий

— Тебя это не касается. Не беспокойся об аланах.

— И тем не менее их нельзя бросить.

— Предоставь мне договориться с ними.

— Но, патриций, все уже готово для переправы через Луару, и я обещаю тебе лично, что гунны, которые окажутся на другом берегу, перейдут реку снова у Жиена и быстро нагонят главные силы.

— Послушай, Констант. Ты был и остаешься моим другом. Я сделал тебя другом Аттилы, и сегодня я этому рад больше, чем когда-либо. Запомни хорошенько, что я тебе скажу. Я разрешаю тебе, хотя это и противоречит моим желаниям, организовать переправу через Луару части гуннского войска. Но я тебе прямо говорю, что этим хочу только преподать еще один урок Аттиле. Я не стану препятствовать переправе. Никто не станет. Но он сам не ступит на другой берег.

— Я бесконечно верю тебе, Избранник Господа.

— Я не Избранник Господа. Я всего лишь мудрый человек, и я буду весьма удовлетворен, если покажу Аттиле, что я умнее его. Прощай, Констант».

Констант вышел из шатра и скрытно пробрался в лагерь Аттилы. Аттила поздравил его с успешным выполнением задания. Условия Аэция были справедливыми и обеспечивали ему более чем достойный выход из положения. Он поблагодарил Константа за то, что тот не уступил в вопросе о переправе через Луару. Теперь не нужно было пускать конницу вплавь, достаточно переправить под началом Берика ограниченное количество воинов на плотах и лодках. Берик объяснит ситуацию Сангибану или его помощнику.

Вдруг с южного берега донесся сильный шум. Аттила, Констант и Онегез направились выяснить, в чем дело. Эдекон, оставив артиллерию, которую противник не сумел обнаружить, стоял на городской стене рядом с епископом и комендантом орлеанского гарнизона.

Им открылось неожиданное зрелище. Довольно малочисленный отряд галло-римлян показался на южном берегу реки. Их встречали громовым ура. Аланы, которые прежде никогда не отличались дисциплиной, выставили образцовый почетный караул по обеим сторонам дороги. Их командиры вышли встретить галло-римских командиров, которые слезли с коней, чтобы дружески обняться со своими союзниками.

Все ясно: Сангибан предал и тайно переметнулся обратно к Аэцию, если только он с самого начала не вел двойную игру. До Констанция дошел теперь смысл предложений Аэция: нет, Луару перейти нельзя — потому что аланы возвратились в стан римлян, если только они вообще его покидали.

Сколько разбитых иллюзий! Уродливый коротышка Скотта повторил по следам Берика и других эмиссаров объезд ближайших багаудов. Они уже знали о приходе Аэция с Торизмондом. Нет, они не встанут на сторону гуннов. Впрочем, и к Аэцию не примкнут. Они останутся теми, кем были — закрытым сообществом, настороженно и враждебно относящимся ко всем предприятиям римлян. Они были уверены, что время работает на них и роковое столкновение двух противоборствующих сил ускорит окончательное освобождение Галлии.

Надеяться было не на что: Сангибан оказался предателем, а Евдоксий — глупцом: от багаудов помощь не придет.

Не на что надеяться? Сейчас, может быть, и так. Но в будущем — и даже уже в ближайшем будущем — все сложится по-другому. Конечно, Аттила снимется с лагеря, но на почетных условиях. Но сколь бы ни были велики опасности, нависшие над империей гуннов на Востоке, не может быть и речи о том, чтобы отказаться сейчас от завоеваний на Западе. Сперва надо разбить Аэция, а там видно будет.

Около семи часов вечера Аттила выступил с речью перед войсками. Он изложил свой план: им открылась блестящая возможность — и он берется ее реализовать — обмануть тупых вестготов и уставших с дороги римлян. Надо выскользнуть у них из-под носа. Если не поднимать шума, они не подвергнутся никакому риску. Командиры знают маршрут, надо только следовать их приказам, соблюдать молчание и не делать привалов. Перегруппировка произойдет не очень далеко отсюда, между Бельгардом и Бон-ля-Роланд — в пункте сбора, который всем хорошо знаком. Затем предстоит путь на равнину Шампани, откуда они направятся к новым победам.

Все шло по намеченному плану, и воины испытывали полное доверие к своему командующему. По дороге подобрали боевые машины Эдекона. К великому удивлению Аттилы, за отходящими войсками не следовал даже крошечный отряд галло-римлян. Впоследствии он узнал от одного галла, что на самом деле за гуннами следили во время всего перехода багауды, которые по цепочке, от одного к другому, передавали все сведения Аэцию. Все стало ясно. Багауды предпочли сотрудничать с галло-римлянами. Еще одна хрупкая иллюзия рассыпалась в прах.

На рассвете воины Аэция увидели, что противник исиез. Два всадника спешно покинули лагерь и скрылись в утреннем тумане. Они держали путь в Рим к Валентиниану III, чтобы рассказать о предательстве Аэция. Вместо того чтобы перебить гуннов, которые были у него в руках, патриций при пособничестве Констанция дал им уйти. Аэций — враг Рима!..

Вот так иногда пишут историю.

Маститые исследователи предложили двадцать семь различных толкований этимологии Каталаунских полей. Но найдется еще с полдюжины других, выдвинутых авторами, чья единственная заслуга заключается в оригинальности идеи, что с исторической точки зрения не является весомым достоинством.

Разрешить эти давние споры не представляется возможным, равно как и выбрать одну из наиболее разумных гипотез. Все ошибки допущены из-за попыток слишком точной локализации на излишне ограниченной территории, что с неизбежностью ставит под вопрос результаты исследования.

К северу от Санса, между Ионной и Эной, протянулась цепочка равнин, которую кельты называли Катр-а-ni (земля, где мало жителей), а римляне переиначили в Campania (место, где можно стоять лагерем). Эти равнины, образуя территорию в 200 на 160 километров, сегодня составляют основу Шампани — Champagne.

На севере этот район окружают Арденнские горы, которые отделяют его от бельгийских равнин. К Рейну из Шампани вели две дороги: труднопроходимые ущелья Аргонны, которые находились под постоянной охраной, выставленной Орестом, и, на юго-востоке, длинный окольный путь через Вогезы и горный массив Юра. Эти две римские дороги, которые, впрочем, представляли собой облагороженные галльские проселки, пересекались у Каталауна или Дурокаталауна (Catalaunum или Durocatalaunum) — Шалона-на-Марне. Этот небольшой торгово-ремесленный город стал столицей галльского племени каталаунов (catalauni), научившихся делать столь превосходное вино, что даже римляне завидовали им и пытались различными мерами ограничить его производство.

Обширная территория, населенная каталаунами, называлась campus Catalaunorum, а еще чаще обозначалась как campi Catalaunorum (по одной версии под «campi» следует понимать лагерь, по другой — поля).