Александр Андреев - Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана

Всем недовольным в Третьем отделении задавали вопрос: «Откуда вы заимствовали свободный образ мыслей – от общества, от внушений других, от чтения книг и рукописей, и каких именно?» Многие декабристы называли и писали по памяти стихи Александра Пушкина. По уставу 1828 года цензорам приказывалось: «Если будет представлено кем-либо на рассмотрение цензуры книги или художественное произведение, обнаруживающие в сочинителе или художнике нарушителя обязанностей верноподданного, то об этом нужно немедленно извещать высшее начальство для установления надзора за виновным или предания его суду по законам». Николай I лично читал все немногочисленные общественные журналы и требовал представить подробные сведения о благонадежности издателя. Поэт называл в стихах улыбку возлюбленной небесной. Цензор стихи запрещал: «Сказано слишком сильно. Женщина недостойна того, чтобы называть ее улыбку небесной». Поэт писал, что нежный взгляд возлюбленной дороже ему внимания вселенной. Цензор запрещал: «Сильно сказано. Во Вселенной есть цари и законные власти, вниманием которых нужно и должно дорожить». Сам Николай I выносил на обсуждение своего ближнего круга вопрос: «Должны ли мы считать французскую революцию революцией. Можно ли печатать в России, что Рим был республикой, а в Англии конституционное правление? Может быть, лучше писать и даже думать, что на свете не было и нет ничего подобного?»

Большое значение придавалось оценке русской общественной жизни Европой. В Германии, Австрии, Франции работали специальные чиновники, пытавшиеся опровергать резкие материалы, печатавшиеся за границей об императоре и его России. В 1836 году лично Николай за случайно опубликованное в журнале «Телескоп» полемическое письмо П.Чаадаева объявил его сумасшедшим. А.Бенкендорф писал московскому военному губернатору: «Государю императору угодно, чтобы вы поручили лечение Чаадаева докторам и употребили все средства для восстановления его здоровья». Дважды сосланный под пули великий русский поэт Михаил Лермонтов писал:

Ввоз книг из Европы контролировался, в книжных магазинах многих городов производились неожиданные обыски, недозволенные цензурой книги отбирались, книготорговцев судили. Не разрешалось не только писать о волновавших общество передовых идеях, но даже опровергать их. Политический сыск вмешивался во все стороны общественной российской жизни. По каждому из многочисленных доносов заводилось дело и шло расследование. Ежегодно фиксировалось более пяти тысяч «прошений» от лиц всех сословий. Николай писал начальнику Третьего отделения: «Объявить доносителям, что если пишут вздор, то с ними нужно поступать, как с сумасшедшими». Страна жила в блестяще организованном беспорядке. Николай лично разрешал каждому офицеру уходить в отпуск, купцу учиться в учебных заведениях, сам был цензором Александра Пушкина. В обществе читали копии приговора Ф.Достоевскому в ноябре 1849 года с резолюцией Николая I:

«Военный суд находит подсудимого Достоевского виновным в том, что он, получив копию с преступного письма литератора Белинского, читал это письмо в собраниях. Достоевский был у подсудимого Спешнева во время чтения возмутительного сочинения поручика Григорьева под названием «Солдатская беседа». Поэтому военный суд приговорил отставного инженер-поручика Достоевского за недонесение – лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием». Резолюция Николая: «На четыре года на каторгу, потом рядовым. Помилование объявить лишь в ту минуту, когда все уже будет готово к исполнению казни».

Александр Герцен писал в 1848 году: «Семилетняя ночь опустилась на Россию». Политику Николая I, политику репрессий в российском обществе стали называть государственным террором. Великий русский поэт Николай Некрасов писал о деле петрашевцев:

Литератор Павел Анненков писал о 1848 годе в Российской империи: «В октябре состояние Санкт-Петербурга представляется необычным: страх правительства перед революцией, террор внутри, преследование печати, усиление полиции, подозрительность, репрессивные меры без нужды и без границ. Терроризация достигла и провинции. Возникает царство грабежа и благонамеренности в размерах еще небывалых. На счету полиции были и все те, которые молчали, которые не вмешивались ни во что и смотрели со стороны на происходящее. Их подстерегали, на каждом шагу предчувствуя врагов. Жить стало крайне трудно. Люди жили, словно притаившись».

Власти запретили слово «прогресс», произнесение слова «вольный дух» считалось преступлением. Тайные доносы усложняли жизнь до такой степени, что многие подданные стали опасаться за каждый свой день, думая, что он может оказаться последним. Цензор-литератор А.Никитенко писал в дневнике: «Варварство торжествует свою дикую победу над умом человеческим, над образованием. Произвол, облеченный властью, в апогее. Всякое поползновение мыслить, всякий благородный порыв клеймятся и обрекаются гонению и гибели». Современник писал: «Русский человек смотрел на свою жизнь, как на истертые штаны, о которых не стоит заботиться».

Моральный крах созданной Николаем государственной машины произошел во время позорной Крымской войны 1853–1855 годов. К этому времени Николай I императорствовал почти тридцать лет. Вдруг оказалось, что промышленная и техническая отсталость николаевской России была вопиющей. В обществе заговорили о тотальной неспособности власти, почти сплошь представленной необразованными и непрофессиональными людьми, стремившимися только к личному обогащению. Николай I запустил механизм народного и революционного движения в империи, которое с середины XIX века стало развиваться стремительно.

Из великолепной комедии Александра Грибоедова «Горе от ума» цензура перед публикацией вычеркивала целые монологи. Над этим смеялась вся Россия, давно читавшая комедию в сорока тысячах рукописных копиях-списках. В обществе появилась страсть к разрушению, борьбе с существующими порядками. Появилось поколение бунтарей, быстро становившихся революционерами, чьим лозунгом стало «Быть свободным и освобождать других – вот обязанность человека».

В обществе говорили, что в «Петербурге не стало аристократов, только холопы». Будущий идеолог революционного народничества Николай Чернышевский писал: «Нация рабов, сверху донизу – все рабы! Добро невозможно без оскорбления зла!» Изучавший философию за границей дворянин Михаил Бакунин за общение с европейскими оппозиционерами и отказ вернуться на расправу на родину заочно был приговорен к лишению старинного дворянства, чинов, прав состояния и сибирской каторге. Он хлестал Николая I на всю Европу: «У нас в России нет ни свободы, ни уважения к человеческому достоинству. У нас царит отвратительный деспотизм, не знающий никаких границ своей разнузданности, никаких препон своим поступкам. У нас нет никаких прав, никакой справедливости, никакой защиты против произвола. У нас нет ничего из того, что составляет достоинство и гордость нации».