Сабатино Москати - Цивилизации Древнего Востока

Дитилла. Поскольку Ниурум, сын Урнумушды, предстал и сделал заявление: «Я клянусь царским именем в том, что Гемейгалима, дочь Лугалкигаллы, выйдет замуж за Уригалиму, моего сына и наследника»; свидетели тому Лугалигихуш, сын смотрителя Урбабы, и Лашар, сын музыканта Ниурума; Ниурум признал заявление Лугалкигаллы; поскольку сын и наследник Ниурума женился на Инимлугале, Ниурум заплатит одну мину серебра Гемейгалине. Урсаталана, сын Ниму, представлял царя. Лушара, Луебгала, Лудингирра и Урсатарана были судьями в этом деле. Год, когда было проконопачено судно «Коза Абзу».

Суть дела такова: два отца, Ниурум и Лугалкигалла, заключили соглашение, по которому сын первого должен был жениться на дочери второго. Но сын Ниурума женился на другой, и Ниурум должен выплатить отвергнутой невесте неустойку.

Этот документ позволяет нам бросить беглый взгляд на повседневную жизнь шумерского общества. Совокупность множества «дитилл» дает достаточно подробную картину этой жизни. Общество разделено на три класса: свободные граждане, рабы и, в промежутке между ними, частично свободные люди, силой завербованные на службу и низведенные до положения царских слуг.

Глава семьи – отец. Как мы уже видели, молодежь вступает в брак по соглашению между отцами семейств. Брак моногамный и может быть расторгнут при наличии серьезной причины либо мужем, который произносит формулу отказа, либо женой, которая «отказывается от роли жены»:

Нинхилису, дочь портного Луны, вышла замуж за Лунин-шубуру, сына портного Урбабы. Поскольку Нинхилису хотела остаться в доме отца и сказала себе: «Я могу причинить Лунин-шубуре вред в его положении», она отказалась от роли жены.

Очевидно, женщины в шумерском обществе занимали высокое положение. На это указывает и тот факт, что отвергнутая мужем женщина имела право требовать компенсации. Женщин игнорировали лишь при наследовании; все имущество передавалось по мужской линии. Возможно, однако, что это была лишь формальность, – ведь отец девушки мог выделить ей приданое.

Большое количество документов, посвященных гарантиям, обязательствам, покупке и продаже, свидетельствуют о существовании в Шумере высокоразвитой торговли.

Наконец, уголовное законодательство представляется замечательно мягким по сравнению с тем, что вступит в силу несколькими столетиями позже, в юридической практике семитов. Главное наказание здесь – возмещение ущерба, что подтверждается несколькими читаемыми статьями кодекса Ур-Намму. Насколько можно судить в настоящее время, только в случае полной несостоятельности виновный становился рабом потерпевшей стороны. Все это указывает на то, что принцип возмездия «око за око, зуб за зуб», который мы обнаруживаем в кодексе Хаммурапи, был на тот момент новостью, введенной, скорее всего, представителями новой семитской династии.

С судебной процедурой мы уже разобрались. Следует лишь добавить, что опубликованные до сих пор документы по этому вопросу не подтверждают, судя по всему, впечатления о частном характере судебного разбирательства, о котором вроде бы свидетельствуют более поздние семитские тексты. Из них создается впечатление, что суд не мог состояться, если какое-нибудь частное лицо не выдвигало обвинений против виновного; но в шумерской практике власти могли привлечь человека к суду за нарушение закона, даже если истец не объявлялся; более того, в отличие от соответствующих семитских документов «дитиллы» не были просто сертификатами, предназначенными для частного использования заинтересованными сторонами, эти документы хранились в публичном судебном архиве.

Все это дополнительно подтверждает зрелость шумерского законодательства, по сравнению с которым некоторые более поздние нововведения можно рассматривать только как регресс. И то, что верно в отношении законодательства, верно и в отношении литературы в целом; ибо по сложности и тонкости затронутых тем, по зрелости и глубине основной мысли шумерская литература достигла столь высокой стадии развития, что ее можно рассматривать даже как своеобразный декаданс. Во всяком случае, эта литература отражает общество, разработавшее упорядоченную картину Вселенной и сумевшее создать адекватные средства для выражения этой концепции.

От этого момента до Библии и поэм Гомера – больше тысячи лет. Поэтому невозможно обвинить открывателей Шумера в ошибках или повышенном самомнении, когда они заявляют, что их открытие – один из самых важных вкладов, сделанных в наши дни в копилку знаний о человечестве.

Переходя от рассмотрения письменных документов к памятникам искусства, мы обнаруживаем там замечательно схожие черты. Ведь искусство, в самом широком смысле слова и в самых разнообразных его проявлениях, всегда едино – что на Древнем Востоке, что в современном западном мире.

И все же искусство этих двух миров разделяют глубокие различия; в первую очередь это относится к сфере деятельности, к порождающим его событиям и к целям, которые это искусство преследует. Шумерское искусство – и мы увидим, что то же можно сказать о значительной части окружавшего шумеров мира, – возникло не как свободное и субъективное выражение эстетического духа; его истоки и цели не состояли в преследовании красоты, как таковой. Напротив, это выражение религиозного – а значит, вполне практического духа. Это неотъемлемая часть религиозной – а следовательно, политической и социальной жизни, ибо религия на Востоке пронизывает все сферы человеческой жизни. Искусство здесь играет активную роль – роль стимулирующей и объединяющей силы, необходимой для упорядоченного развития жизни. Храмы воздвигаются, чтобы можно было чтить богов надлежащим образом, чтобы ни в коем случае не обидеть их, – а то ведь боги могут лишить землю плодородия. Статуи ваяются для того, чтобы стоять в храмах и обеспечивать божественную защиту человеку, которого изображают, – иными словами, чтобы представлять этого человека в божественном присутствии. Рельефные сцены высекаются, чтобы сохранить навсегда память об изображенных событиях. Одна из черт, наиболее наглядно отличающих этот тип искусства от нашего, заключается в том, что различные памятники – статуи и рельефы – устанавливались в таких местах, где их невозможно было увидеть; к примеру, иногда их зарывали в основании храма. Тех, кто помещал их туда, вполне устраивало, что их увидят боги; то, что их не коснутся взгляды смертных, не имело значения.

Темы и типичные формы такого искусства вполне понятны: это храмы, вотивные статуи и памятные рельефы. Это публичное искусство, занятое восхвалением официальных верований и политической власти; частная жизнь практически не представляет для него интереса. Стиль также официален, а потому обезличен и, если можно так выразиться, коллективен. В шумерском искусстве нет места для попыток выразить собственную индивидуальность, и художник не больше, чем писатель, стремится увековечить свое имя. В искусстве, как и в литературе, автор произведения скорее мастеровой или ремесленник, нежели художник в современном понимании этого слова.