Сабатино Москати - Цивилизации Древнего Востока

Однако конец истории не есть конец цивилизации. Мы начали эту главу цитатой из Ольмстеда; закончим ее другим отрывком из этого же автора: «Сожжение Персеполя дало миру знак, что великий поход достиг предначертанного ему конца. К несчастью, и символ, и сам поход были равно не ко времени. Первые свои завоевания Александр организовал по образу и подобию персидской сатрапии. В Египте он узнал, что он сын бога, а следовательно, и сам обладает божественной властью. Все больше и больше Александр подпадал под влияние восточных верований, и вскоре он уже перенимал персидскую роскошь и церемониал. В конце концов он мечтал объединить персидский и греческий народы и культуры. Восток победил яростного завоевателя».

Итальянский ученый А. Пальяро пишет: «Фактором, сыгравшим величайшую роль в формировании иранской цивилизации и превращении ее больше чем на тысячу лет в отдельную политическую единицу, безусловно, стала религия. Ибо если иранские племена нагорья, принявшие зороастризм, стали исторической нацией, организовали и смогли поддерживать собственное государство на границах греко-римского мира, то родственные им племена Центральной Азии, оставшиеся в стороне от этой религии, потерялись в море кочевых и варварских народов, которым древние дали коллективное название скифов. Более того, следует отметить, что самоутверждение иранской цивилизации, особенно на культурном уровне, шло во многих отношениях параллельно с утверждением религиозных ценностей и было с ним тесно взаимосвязано».

В этих наблюдениях подчеркивается важность и значение зороастрийской религии в иранском мире. Красноречивым подтверждением тому может служить тот факт, что религия эта пережила падение Ахеменидов и через несколько веков, уже при Сасанидах, даже стала официальной государственной религией, скрепив таким образом узы, которые в древние времена, как мы видели, нередко были туманными и неопределенными.

Но значение зороастризма не ограничено иранским миром; оно распространяется и на весь Древний Восток. В определенном смысле развитие этой религии идет параллельно событиям в Палестине, ибо утверждает монотеистический культ, основанный на единой морали. Различия между двумя религиями глубоки: в Израиле вера и политика слиты в единое неделимое целое, в Иране они существуют отдельно и независимо; в Израиле монотеизм строится в основном на эмоциональной основе, а в Иране преобладает интеллектуальный подход, и было бы трудно отделить его – хотя точнее тоже сказать сложно – от поведения и особенностей индоевропейских племен, его носителей; наконец, в Израиле монотеизм становится все более абсолютным, тогда как в Иране он со временем смягчается. Но, несмотря на все различия – несмотря даже на более очевидные различия, обусловленные глубоким несходством условий жизни, – две религии связывает одно существенное качество: в том и другом случае вера становится независимой и образует сообщество – мы бы сказали, церковь, независимую от политических обстоятельств.

Литературное наследие Ирана в основном определяется его религиозной доктриной: это священная книга, Авеста, составленная, подобно израильской священной книге, из отдельных частей, различающихся между собой по содержанию и времени создания. Сохранилась лишь часть этой книги, но даже и так мы вполне можем выделить в ней различные литературные жанры: гимны, молитвы, правовые предписания и описания ритуалов. В ее сегодняшней форме эта книга демонстрирует развитие не только во времени, но и – одновременно – в стиле: откровенное выражение эмоций самой древней ее части, гат, семнадцати гимнов, восходящих, по всей видимости, непосредственно к Заратустре, сменяется монотонностью, некоторым многословием, а временами даже менее правильным языком. Но – самое главное – в этой священной книге наблюдается эволюция содержания: подробнее мы поговорим об этом позже, но уже сейчас можно сказать, что речь здесь идетне только, как в других местах, о естественном развитии идей во времени и пространстве, но и о реальных изменениях, о возвращении элементов примитивного язычества. Таким образом, здесь есть четкое деление, указывающее на существование в истории зороастризма двух структурно противоположных фаз.

Фигура иранского пророка Заратустры до сих пор остается таинственной. Из гат мы узнаем о нем очень немного. Он говорит, что у него есть враги, что его преследуют:

Заратустра находит приют и поддержку при дворе некоего правителя. Мы уже говорили, что некоторые ученые видят в этом правителе отца Дария, – в этом случае пророк жил в VI в. до н. э. Но другие, опираясь на более поздние иранские хронологические ссылки, утверждают, что жил он на несколько десятилетий раньше; третьи вообще, опираясь на архаический язык гат, пытаются сместить время его жизни к 1000 г. до н. э. Из всего этого видно, как трудно определить Заратустру исторически; с другой стороны, нет никаких оснований сомневаться, что это историческая фигура, хотя прежде такие сомнения высказывались. Указания на окружающую природу в гатах позволяют предположить, что жил он в пастушеских районах Восточного Ирана, но точно определиться даже в этом вопросе невозможно.

Предмет его учения определить несложно. Но когда дело доходит до определения его источников или новых оригинальных элементов в нем, возникают сомнения. Дело в том, что мы слишком мало знаем о состоянии иранской религии на тот момент и не можем определить позицию Заратустры в отношении нее. Авторитетный ученый Ж. Дюшен-Гийе-мен написал с оттенком иронии, что мы можем преуменьшить значение пророка, насколько захотим: для этого надо всего лишь приписать элементы его системы уже существовавшим на тот момент верованиям. Тогда даже природа его учения окажется под сомнением: был ли он знахарем, или философом, или социальным реформатором? Все три этих предположения выдвигались различными учеными, но ни одно из них не представляется полностью приемлемым. Несомненно, главный мотив деятельности пророка – религия, даже если в этой религии главенствуют рассудочные факторы, а основана она на социальной концепции.