Юрий Корольков - Кио ку мицу !

- Как меня били! - шептал он. - Жандармы... когда допрашивали... Заложат карандаши между пальцев и жмут... Я им все равно ничего не сказал, где служил, в какой части, сколько войск. Это военная тайна.

Недели через две Степа стал подниматься...

- Скажи, Оксанка, а бежать отсюда как-нибудь можно?

- Нет, отсюда никто не уходил.

- А если поднять всех? Сломать двери и вырваться...

- Невозможно это Степа... Двери железные и стены...

Но Степан продолжал думать, присматриваться - что в камере может подойти для холодного оружия...

Вскоре дежурный врач вызвал пятнадцать номеров, отделил из них пять, приготовил шприц. Оксана подтолкнула Степана, шепнула:

- Стань к этим...

Врач не заметил, что в группе был лишний.

Оксана прожила еще один страшный день... Она знала, куда повезли Степу. Знала, что их, связанных, будут бомбить с самолета заразными осколочными бомбами. А потом, как уже бывало не раз, привезут вечером, помертвевших, с наскоро забинтованными ногами...

Через два дня у всех началась гангрена, четырнадцать скоро умерли, шесть остались в живых. Степана взяли под особое наблюдение редкий случай, когда при газовой гангрене человек выздоравливает без профилактического укола.

- Врачи не знают, что тебя кололи, смотри не признавайся, предупредила Оксана. Раненые, иссеченные осколками ноги и руки у Степы постепенно заживали, и он снова по-мальчишески фантазировал:

- В другой раз, как поведут куда, наброшусь в дверях на часового - и вперед... Чтобы только другие поддержали... Ты по-ихнему скажи им - ведь все равно здесь умирать... А может, мы вырвемся... За ворота и в степь!..

- Но ведь палаты заперты, Степа... - Она называла палатами камеры, отгороженные от коридора частоколом железных прутьев.

- Тебе ж открывают камеры, - возразил он, - когда заходишь к больным. Сделай как-нибудь, чтобы двери не заперли... Еще бы на верхних этажах предупредить...

Но все получилось иначе...

В тюрьме военного городка служил молодой солдат Терасима. Он нес конвойную службу - дежурил у входных дверей на этажах или сопровождал заключенных. Оксана часто видела в тюрьме этого солдата и замечала, что он как-то особенно на нее смотрит. Это здесь-то... Конвойным не разрешалось разговаривать с заключенными. Но раз, когда солдат вел ее из санчасти, он торопливо сунул ей в руку лепешку. Оксана удивленно посмотрела на него и сказала:

- Аригато1...

1 Спасибо...

- Ты говоришь по-японски?

- Немного.

- Почему ты здесь? Тебя убьют...

- Я знаю...

Они шли длинным коридором, соединявшим тюрьму с санитарной частью.

- Спрячь омоти, - сказал солдат, когда они приблизились к тюремной двери. - Мать прислала... новогодние лепешки...

Они встречались еще несколько раз. Однажды долго стояли перед запертым кабинетом врача. Кругом никого не было.

- Спасибо тебе за омоти, - едва слышно сказала Оксана.

- У нас их дарят на Новый год, на счастье.

- Какого же счастья можно желать в тюрьме?

- За что ты здесь? - снова спросил Герасима.

- Не знаю...

- Как тебя зовут?

- Звали Оксана, теперь только номер...

- Оксана... У меня есть сестра Юри, она ловит жемчуг на море.

- Значит, она богатая.

- Нет! Она ныряльщица, помогает отцу, потому что мы с братом в армии. Юри красивая, как ты. Я всегда на тебя смотрю... Я хочу, чтобы ты жила.

- И охраняешь, чтобы не сбежала.

- Я солдат, что я могу сделать...

- Хотя бы не желать умирающим счастья... Или помоги...

- Как?

- Выпусти людей, открой камеры.

- Нет! Этого нельзя! Ведь я солдат... Я спас бы... только тебя.

И все же Оксана уговорила Дзиро Терасима отпереть камеры...

С последней партией "особых поставок" в тюрьму привезли русского старика железнодорожника из Харбина. Оксана долго присматривалась и наконец решилась с ним поговорить. Старик рассказал, что в партии, с которой его привезли, были партизаны, захваченные карательным отрядом, - может, удастся предупредить их. Через день он сказал:

- Выйдет не выйдет, дочка, давай попробуем... Говорил с партизанами, терять нам нечего!..

Он предложил другой план: начать вечером, когда раздают пищу. В это время все двери открыты - снять часовых и пробиваться дальше...

Шли дни. И вот в руках у Оксаны ключ, отданный ей Терасимо. О дне восстания неведомыми путями передали на другие этажи тюрьмы. В притихших камерах ждали срока. Но утром врачи увели Оксану в санитарную часть и оставили там для каких-то исследований. Вечером она услышала шум, топот множества ног, выстрелы, завывание сирены... Она бросилась в двери палаты, но они были заперты...

А в тюрьме едва конвойные распахнули двери, как на них бросились узники, отняли оружие и коридором побежали в главное здание. Верхние этажи конвойным удалось запереть, и на улицу через вестибюль вырвалось только несколько десятков заключенных. Люди бежали к воротам, но их ослепили вспыхнувшие прожекторы, косили пули солдат, поднятых по тревоге. Кто-то пытался перелезть через забор, преодолеть колючую проволоку, но их сбивали пулеметным огнем. Под утро все было кончено.

Профессор, доктор медицинских наук Исии Сиро пережил тревожную ночь. Он с ужасом представил, что могло быть, если бы восставшим удалось прорваться в лаборатории, выпустить чумных крыс, разлить бактериологическую массу... Профессор распорядился усилить охрану лаборатории и подвалов института.

Солдат Терасима охранял в тот день подвалы и не участвовал в подавлении мятежа. Когда дали отбой, он вышел наружу. У ворот и перед главным корпусом лежали убитые. Он уже знал, что ни один заключенный не вырвался за пределы городка. Терасима прошел в тюрьму - на этаже, где жила Оксана, камеры были пусты, двери распахнуты. Значит, и она погибла... Солдат не хотел больше стеречь людей, которые должны умереть.

Он вышел на улицу, поднялся в вестибюль главного здания, прошел к кабинету профессора и, обнажив живот, с размаху вонзил в него солдатский нож...

Урну, маленький ящичек с пеплом солдата, переслали в деревню, где жил старый Сабуро Терасима с женой и дочерью. Урну принес в дом полицейский. Жена Инеко, обезумев от горя, не выпускала ее из рук, гладила, как живого сына, разговаривала с ней и запоздало молилась богу Фудонону - защитнику от нечистой силы, чтобы он оградил ее Дзиро от всяких напастей... Сабуро, стоя перед домашним алтарем, читал молитву...

Через месяц профессор Сиро возвратился в Пинфань. Доктор медицинских наук был доволен результатами экспедиции. Летчики его отряда сбросили фарфоровые бомбы с чумными блохами в тылу китайских войск в районе Нимбо, что южнее Шанхая. Осенью, когда за окном медленно падали на землю первые снежинки, профессор отдыхал, сидя перед хибачи, наполненным пылающими углями, с китайским медицинским журналом в руках. Он снова и снова перечитывал статью, где неизвестный бактериолог описывал сильную вспышку эпидемии чумы в районе города Нимбо и отмечал необычный характер эпидемии - болезнь поражала людей, но не сопровождалась, как обычно, эпизоотией среди грызунов, разносчиков заразы. Причины этого были непонятны китайскому бактериологу. И совершенно ясны профессору Сиро. Он вскочил и зашагал по ковру, удовлетворенно потирая руки. Недоумение китайского врача подтверждало успех его бактериологической атаки...