Александр Андреев - Государь. Власть в истории человечества

Были две такие силы, которым слепо повиновались кочевники. Их выталкивало из степи резкое изменение климата, либо их засасывал внешний вакуум, который образовывался в снежной области местного оседлого общества. Если земледелец производит продукцию, которую он может сразу же и потреблять, кочевник, подобно промышленнику, тщательно перерабатывает сырой материал, который иначе не годится к употреблению Это создает основу для развития человеческого ума и воли. Кочевники стали вечными узниками климатического и вегетационного цикла, утратили связь с миром».

«Утратившего «связь с миром» Чингизхана назвали «монгольским Александром Великим». Принцип правления государством – насилие и признание заслуг универсален и «характерен как для кочевых, так и для оседлых народов, экономики которых были переплетены и взаимопроникающих».

Чингизхан стремился изменить мир в соответствии со своими идеалами. Ему помогали в этом насилие, непосредственность, доверие, расчет и напряженный труд. Его империя стала родоначальницей каганатов, ханств, улусов и орд, возникавших в пределах Евразии. Мотивы, побудившие Чингизхана создать империю – его желание восстановить справедливость и естественный ход событий, определяемые в соответствии с человеческими идеалами счастливой жизни. Естественно, создание империи сопровождалось уничтожениями целых городов, резней, кровопролитием, жаждой добычи и грабежами.

По распоряжению Чингизхана был составлен свод законов и уставов – Великая Яса, не сохранившаяся в подлиннике и известная в отрывках.

Персидский историк XIII века А. Джувейни писал о Чингизхане и его Великой Ясе:

«Если бы Искандер Великий со всей его страстью к преодолению трудностей жил во времена Чингиза, он учился бы у него хитрости и мудрости.

Соответственно своему мнению, как оно того требовало, положил Чингиз для каждого дела законы и для каждого обстоятельства правило, и для каждой вины установил кару.

Так как Чингиз не повиновался никакой вере и не следовал никакому исповеданию, то уклонялся он от изуверства и от предпочтения одной религии другой. Наоборот, ученых и отшельников всех толков он почитал, любил и чтил, считая их посредниками перед Господом Богом, и как на мусульман взирал он с почтением, так христиан и идолопоклонников миловал. Дети и внуки его выбрали себе одну из вер по своему влечению.

Еще у них похвальный обычай, что закрыли они двери чинопочитания, похвальбы званиями и воспретили крайности самовозвеличения и недоступности, как в правилах у счастливцев судьбы и в обычае царей. Кто не сядет на царский престол, одно имя ему добавляют – Хан или Каан, и только, более сего не пишут. Когда пишут письмо, между султаном и простолюдином разницы не делают. Пишут только суть и цель дела, а излишние звания и выражения отвергают.

Повиновения и послушания таковы, что если начальник тьмы, – будь он от хана на расстоянии, отдаляющем восток от запада, – совершит промах, хан шлет конного, чтобы наказать его, как будет приказано; прикажут «голову» – снимут, захотят голову – возьмут. Не то что другие цари, которым приходиться говорить с опаской с рабом, купленном за их же деньги, как только в конюшне его окажется десяток коней. Что уже и говорить о том, коль поставят они под начальство этого раба целое войско и он приобретет богатство и поддержку. Сменить его они не в силах. Чаще всего восстает он мятежом и бунтом».

Сохранилась и книга европейского посла к монголам Плано Карпини, ездившего в Каракорум – столицу империи в XIII веке:

«Убивать людей, нападать на земли других, захватывать имущество других всяким несправедливым способом, предаться блуду, обижать других людей, поступать вопреки запрещениям и заповедям Божиим отнюдь не считается у них греховным.

Монголы более повинуются своим владыкам, чем какие бы то ни было люди, более всех уважают их и нелегко лгут перед ними. Драк же, ссор, человекоубийства между ними не бывает никогда. Там не не обретается также разбойников и воров. Эти люди не изнежены.

Взаимной зависти, кажется, у них нет, никто не презирает другого, но помогает и поддерживает, насколько может, по средствам. Раздоры между ними возникают или редко, или никогда, и хотя они доходят до сильного опьянения, однако, несмотря на свое пьянство, никогда не вступают в драки.

Они весьма горды по сравнению с другими людьми и всех презирают, мало того, считают их ни за что, будь то знатные или незнатные. По сравнению с другими людьми они очень вспыльчивы и раздражительного нрава. Они гораздо более лживы с другими народами, они льстивы, а под конец жалят, как скорпион. Они коварны и обманщики и, если могут, обходят всех хитростью. Все зло, какое они хотят сделать другим людям они удивительным образом скрывают, чтобы те могли позаботиться о себе, или найти средство против их хитростей. Они очень алчны и скупы, огромные мастера выпросить что-нибудь, а вместе с тем весьма крепко удерживают все свое и очень скупые дарители. Убийство других людей считаются у них ни за что».

Покоренные народы и государства влияли на Монгольскую империю, которая постепенно перенимала и культуру, их нравы и обычаи, хорошие и плохие. И.М. Дьяконов писал:

«Если даже на Руси, которой монголы нанесли сравнительно мало ущерба, их завоевание заметно задержало ход исторического процесса, то в Средней и Центральной Азии, в Иране и на Ближнем Востоке оно было настоящей катастрофой. Весь Средний и Ближний Восток, а позже и Индия оказались экономически отброшенными далеко назад и на многие столетия (собственно, до XIX века) зациклились, как в ловушке, в средневековье.

То, что здесь последовало дальше, характерно для средневековья: бесконечные войны, существование династических государств с неустойчивыми, подвижными границами, не связанных с определенным этносом и не зависевших ни от самосознания их населения, ни от физико-географических условий».

Империя делилась, дробилась на улусы, которые враждовали друг с другом. Императоры-кааны сменялись почти ежегодно – на Руси использовали «Великую замятню» второй половины XIV века в Монгольской империи, уже разделившейся. Золотая Орда хана Бату в XV веке прекратила свое существование, на собственно монгольских землях резались ханы и делили территории между десятками сыновей. В конце XVII века монгольские земли вошли в состав Китая, император которого объявил себя монгольским богдыханом, а земли Монголии – своей собственностью. Опять независимой Монголия стала только в XX веке. Очень трудно сохранить завет Чингизхана, 800 лет назад сказавшего:

«Боишься? Не делай.

Делаешь? Не бойся.

Не сделаешь? Погибнешь».