Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

Т р е т ь е п и с ь м о

"...как мы писали прежде, так пишем и теперь к вашему вел-ву, что мы знаем и достоверно убеждены, что враг всякой свободы под небесами, Москаль, ежедневно усиливается по мере большого подвоза к Нарве разных предметов, так как оттуда ему доставляются не только товары, но и оружие, доселе ему неизвестное, и мастера, и художники: благодаря сему он укрепляется для побеждения всех прочих (государей). Этому нельзя положить предел, пока будут совершаться эти плавания в Нарву. И мы хорошо знаем, что вашему вел-ву не может быть известно, как жесток сказанный враг, как он силен, как он тиранствует над своими подданными и как они раболепны перед ним! Казалось, мы доселе побеждали его только в том, что он был невежествен в художествах и незнаком с политикою. Продолжись это плавание в Нарву, что останется ему неизвестным? Поэтому мы, лучше других знающие сие, будучи с ним в пограничном соседстве, не можем, по долгу христианского государя, вовремя не присоветовать прочим христианским государям, чтобы они не предали в руки варварского и жестокого врага свое достоинство, свободу и жизнь свою и своих подданных; ибо мы ныне предвидим, что, если другие государи не воспользуются этим предостережением, Москаль, тщеславясь тем, что ему привезли эти предметы из Нарвы, и усовершенствовавшись в военном деле орудиями войны и кораблями, сделает этим путем нападения на христианство, чтобы истребить и поработить все, что ему воспротивится, от чего да сохранит бог! Некоторые государи уже послушались этого нашего предостережения и не посылают кораблей к Нарве. Прочие же, которые будут плавать этим путем, будут захватываемы нашим флотом и подвергнутся опасности лишиться жизни, свободы, жен и детей. Итак, если подданные вашего вел-ва воздержатся от этого плавания в Нарву, им ни в чем нами не будет отказываемо. Пусть ваше вел-во взвесит и обсудит поводы и причины, побуждающие нас останавливать корабли, идущие к Нарве. В остановке этой, как мы уже писали к вашему вел-ву, нет никакой вины со стороны наших подданных".

Королева, преследуя цели выгоды, оставила эти письма, так же как письма других королей о том же, без внимания, продолжая покровительствовать торговле английских купцов с Россией. А в одном из своих писем, которое, по словам королевы, являлось "тайной грамотой", известной, кроме королевы, только одному королевскому тайному совету, она уверяла царя Ивана в своей искренней дружбе к нему, закончив письмо следующими словами: "Обещаясь, что мы будем единодушно сражаться нашими общими силами противу наших общих врагов и будем исполнять всякую и отдельно каждую из статей, упоминаемых в сем писании, дотоле, пока бог дарует нам жизнь, и это государским словом обещаем". Польза для Англии от сношений с Россией была явная, и королева в своих письмах к царю этого не скрывала.

На Москве-реке пустынно. В Замоскворечье приземистые обывательские избы как-то съежились, почернели после захода солнца, будто чего-то испугались. Слышен пронзительный, тревожный крик пролетевшей над Москвой-рекой стаи гусей. Пахнет осенью, воздух свеж и прохладен, но окно в царский садик открыто.

Сторожа притаились в кустах, не спят.

Умирает лето... В грустной тишине отдыхающего от дневной толчеи Кремля слышится царю прощальный шепот золотистой листвы прадедовских лип... Может быть, в том, едва уловимом, шелесте мирного увядания таится грусть предков над несбывшимися надеждами, неоконченными сказками и разбившей их суровой былью! Может быть, то - невидимое присутствие Анастасии?

В руках Ивана Васильевича любимые им гусли, подаренные ему соловецкими иноками, а на китайском столике перед ним большие листы бумаги, испещренные крючковатыми знаками, кружочками и черточками. Ниже рукописные строки псалмов.

Жизнь царя - это не все!.. Приказы, дьяки, воеводы в этот ясный сентябрьский вечер кажутся сном... Там, куда рвется душа, - райский простор, лазурь небес и цветники чудесных светил... Там херувимы и серафимы, покой и безмятежность. Там... Анастасия!

"Господи, воззвах к тебе, услыши мя..."

Иван Васильевич закрыл глаза, веки его вздрагивают, на щеках слезинки... Руки тянутся к струнам...

Сторожа, притаившись под окном, замерли, едва переводя дыхание.

Они слышат голос царя, гусельные вздохи:

Милость и суд воспою тебе, господи!

Пою и разумею пути непорочные,

Творящих преступление возненавидех,

Державу твою возвеличу делом моим,

И украшу обитель свою цветами разума,

И совершу суд правды над видимым и невидимым врагом,

Жажду приять страдание во имя твое,

Не убоюсь слез и воздыханий чад моих...

Жмутся друг к другу ночные стражи и робко крестятся, прислушиваясь к словам псалма...

Голос царя, то тихий и грустный, то громкий и гневный, кажется страшным, непонятным...

"Земля - жилище человека - не есть ли ты сосуд человеческого труда и страданий для живых и безмолвное пристанище мертвым, равняющее счастливых и несчастных, властелинов и рабов, цариц с холопами?"

Струны умолкли.

Глаза царя впиваются вопросительно в сгущающийся за окнами мрак.

Мысли растут:

"Изо всех племен человеческих, успевавших возвыситься на крайнюю степень благосостояния, довольства и могущества, ни одному до сих пор не удавалось на ней удержаться... Несчастья родятся вместе с человеком...

Прав Вассиан: "Не ищи себе благополучия на земле, все проходит и все подвержено тлению..."

Но прав ли будет царь всея Руси, - спрашивает себя мысленно Иван Васильевич, - если он, убоясь тленья, страшась смерти и полагаясь на милость божию, оставит на попечение бога своих подданных и не станет ими управлять так, как ему, царю, кажется оное к лучшему?

Увы! Человек редко делает разумный выбор между добром и злом, и еще реже владыка, творя добро родине, не причинял бы тем кому-либо зла...

Есть ли в мире сила благодетельнее солнца? Однако не от него ли происходит и наивысшее зло - засуха и пожары? Но... кто на земле захочет отказаться от солнца?"

Лицо Ивана Васильевича оживляет улыбка: нет такой твари на земле, чтобы могла жить без солнца!

Владыки мира сего созданы богом - вершить добрые и злые дела во благо своих народов.

Снова пальцы касаются струн.

Ах, как бы хотелось одним сильным, громким ударом по струнам выразить всю эту страстную внутреннюю убежденность в благодетельность единой власти для людей!

Дрогнули гусли.

Громкие властные звуки струн вторили мощному, выражавшему не то гнев, не то приказ, голосу царя.

Глаза Ивана Васильевича устремлены ввысь.

"Бог дарует человеку часть своего величия. Царь земной повинен охранять этот дар от посрамления, оберегать божеское как в вельможе, так и в черных людях, и никто не должен чинить ему помехи в том! Помню твои слова, моя незабвенная юница!"