Валентин Костылев - Питирим (Человек и боги - 1)

"Лесной патриарх", выпучив глаза, кричал:

- Глаголы "мое", "свое" - проклятые и скверные, вся бы вам обща сотворил бог. Все вкупе и имяху вся общая, не так ли сказано в деяниях святых апостолов?

Поднялись крики, ругань. Александр дождался, когда стихнет, и обратился к "лесному патриарху":

- Опасное ты проповедуешь, отец Авраамий, как быть без земли и денег? Скитаючись по миру, много ли прибытку добудешь? А без прибытку не может быть и ни один скит, и ни один монастырь. И врагов приумножишь, и лютости на бедняков еще и еще навлечешь. Царь свое дело делает, мы - свое. И не гоже мешать друг другу... Запрещаю!

- Как же не мешать?! - в исступлении кричал Авраамий. - Надо мешать!..

Шуму было много. И что удивительно - сторону Авраамия принял священник православной пафнутьевской церкви, отец Иван; он зазвал к себе в дом "лесного патриарха" и до полночи беседовал с ним.

А на другой день пропали из Пафнутьева и Авраамий и поп Иван. Словно сквозь землю провалились. Бегали по лесу скитники, везде их искали, но нигде найти не могли. Ездили на разведку в Нижний, но и там толку не добились. Ходил Демид к Фильке Рыхлому, но того трудно и увидеть теперь завод железный приказано ему строить на Оке, под Кунавином, для ковки цепей якорных, плотовых и тюремных. Степанида от Духовного приказа и от Нестерова отстала - ничего не знает, да и знать ничего не хочет. Другая она какая-то теперь, беззаботная, и песни без дела поет, и ленточки в косы какие-то вплетает перед зеркалом. Вином угощала и сама тянет не меньше мужика. Через нее также ничего не смог узнать Демид.

И вернулись керженские разведчики ни с чем. Провалился куда-то Авраамий вместе с попом, - куда? Одному богу известно. Чудное дело! Особенно жалели "лесного патриарха" на деревнях. Никто, кроме него, так близко не сошелся с крестьянами. И многих он учил, куда и как обращаться с теми или другими челобитьями, и сам писал даже мужикам челобитные грамоты.

От мирских дел не отмахивался он, как другие старцы. Что было в его силах, тем помогал он пахарю и его домашним; давал советы по хозяйству, по промыслам; лечил ребят, учил правильному рыболовству, столярству и многому другому.

На деревнях его уважали и радовались каждому его приходу. Мало таких было скитников. Не так давно на починок Прудище напали воры. Отец Авраамий ночевал эту ночь в починке. Он смело вышел к ворам и стал ругать и стыдить их:

- Не туда вы попали! Идите к дворянам и купцам, в церкви и амбары, а бедняка-крестьянина какая корысть трогать? Сами такие же.

Воры его выслушали спокойно и сказали:

- Хоть и в рясе ты, а оказывается - прямой. Возьми вот этот нож, и если кто-нибудь из нас начнет воровать в этом починке, зарежь того.

Авраамий не отказался, принял нож и спрятал его под рясу. Воры переночевали в починке и ничего не тронули. Нож не пригодился. Тихо, зарею, ушли воры из Прудища. Отец Авраамий нож отдал старосте починка и сказал:

- Если я когда-нибудь примкну к какому-нибудь согласию - убей меня. Хотя я и ревнитель древлего благочестия, но я не ревнитель бесчестия, подхалимства властям и покорности. Во имя отца и сына и святого духа.

Вот почему вести об исчезновении старца Авраамия с большей скорбию, чем в скитах, встретили по деревням. Мужики ходили как потерянные, бабы плакали.

Старец Варсонофий стал распространять слухи о "лесном патриархе", что он-де "продался властям", и теперь горе будет керженским скитам. Авраамий - "царский шпион" и, если что случится со скитами, в этом никто не будет виноват, кроме Авраамия. Он припоминал все его речи, все его смелые слова и доказывал, что "патриарх" нарочно вводил в грех, испытывал скитников, а тем более - с православным попом знакомство свел и с ним же скрылся из скитов. Добра теперь не жди.

Кое-кто этому и поверил. Напрасно диакон Александр доказывал, что не может старец Авраамий быть таким, знает его давно, - встревоженные мысли заполнили головы скитожителей: где-то изменник готовит нападение на скитожителей. Это пугало. Варсонофий возражал диакону, умоляя его не верить самому себе, - отец Авраамий совсем не такой, каким кажется. Он вредный. Он - скрытый предатель, тайный фискал Питирима. Говорил Варсонофий со слезами на глазах, прося диакона не верить своим чувствам.

- Не ради себя, - говорил он диакону, - а ради тебя и всей братии скитской.

Диакон растерянно пожимал плечами. После отъезда Питирима, после размена с ним ответами, того, что было в скитах раньше, теперь уже не стало. И между диаконом Александром и его помощником Варсонофием тоже не стало прежнего. Пробежала черная кошка между ними.

Питирим в споре поповцев с беспоповцами принял сторону поповцев. Отсюда началась смута. Беспоповцы обвиняли поповцев в неустойчивости и нетвердости вероучения их, приятного якобы сердцу Питирима. Те тыкали пальцем в Варсонофия: ответы-де он, помощник диакона Александра, вручил Питириму. Они не видали и не подписывали и никогда бы и не подписали их, ибо "в ответах уступки догматические явно сказаны и показаны", и Питириму это наиприятнее всего. За Варсонофия заступались брачники (беспоповцы, поссорившиеся с другими беспоповцами, которые стояли против брака), прозванные федосеевскими "новоженцами".

- Брачное сожитие, - говорили они, - основывается на обетовании творца раститься и множиться, и потому потребность жизни лежит глубоко в естестве человеческом, а по учению святого Иоанна Златоуста закон никогда не дается на истребление человеческого естества и его требы...

Питирим писал и говорил то же и жестоко осуждал безбрачие. Брачники слышали тайно от Варсонофия, что диаконовцы также склоняются на сторону федосеевских новоженцев. Сам Варсонофий всегда защищал брак и "естество убо пола", да и сам Александр диакон был на стороне новоженцев. В этом споре беспоповцы разбились на два лагеря: одни за брак, другие против брака, и началась между ними борьба великая.

Все это послужило причиною больших несогласий в скитах. Но Питирим настойчиво указывал, а в своих ответах напирал на это особенно, что не может человечество развиваться, будучи безбрачным, и что, кроме разврата и непотребства, безбрачники ничего не добьются. Привел он даже стихи самих же раскольников:

Адска гидра пожирает,

Бракобор, что взаконяет

Повсеместное убийство,

Явно гнусное бесстыдство...

И брачники втайне говорили "спасибо" Питириму, хотя и считали его своим врагом.

Разноречие пошло вавилонское по лесам из-за борьбы бракоборцев с безбрачниками, а особенно еще потому, что и здесь замешалось имя епископа Питирима. Безбрачники кололи глаза новоженцам, что, мол, "вы заодно с Питиримкой". А когда в леса пришли ландраты сдавать подряды на лес на выгодных условиях, брачники зазывали их к себе в избы, угощали их брагой и солеными грибами и говорили: