Алексей Павлюков - Ежов. Биография

Массовые репрессии 1937–1938 годов навсегда останутся в истории страны как своеобразный символ того общественного строя, который установился в России в результате победы большевистской революции. «Большому террору», а также его вдохновителю и организатору И. В. Сталину посвящено огромное количество книг и статей. Гораздо меньше написано о человеке, руками которого этот террор осуществлялся, — о народном комиссаре внутренних дел СССР Николае Ивановиче Ежове.

В советский период никакие исследования, посвященные ему, были невозможны — большую часть времени его имя вообще находилось под запретом. В годы горбачёвской перестройки и в постсоветский период некоторые сведения, касающиеся Ежова, стали достоянием гласности, однако, ввиду закрытости до последнего времени многих архивных фондов, предложенная публике информация неизбежно носила отрывочный характер, а в ряде случаев была просто недостоверной. Фактически история жизни и деятельности человека, обогатившего русский язык таким понятием, как «ежовщина», до сих пор остается неизвестной, широкой общественности, что явно несправедливо, учитывая ту роль, которую он сыграл в истории нашего государства.

Основная сложность работы над монографией заключалась в том, что значительная часть документов, касающихся деятельности Ежова на посту наркома внутренних дел СССР, по-прежнему остается не рассекреченной. В этих условиях некоторые важные события хотя и были отражены в книге, но не так всесторонне, как они того заслуживают, и можно лишь надеяться, что в дальнейшем, по мере облегчения доступа исследователей к закрытым для них сейчас источникам информации, удастся прояснить также и те вопросы, которые пока еще остаются без ответа.

Автор выражает благодарность Наталье Михайловне Перемышленниковой и Виктору Дмитриевичу Козлову за помощь в работе над данной книгой.

О детстве и юности Николая Ивановича Ежова известно немногое, и это обстоятельство способствовало возникновению разного рода слухов и домыслов. Утверждалось, например, что, рано осиротев, он воспитывался в семье известного революционера А. Г. Шляпникова {1} 1 Медведев Р. А. О Сталине и сталинизме. М., 1990. С. 320. или что его отец работал дворником у одного из петербургских домовладельцев, а юный Коля Ежов был известным на всю округу хулиганом («Любимым занятием его было истязать животных и гоняться за малолетними детишками, чтобы причинить им какой-либо вред. Дети, и маленькие, и постарше, бросались врассыпную при его появлении» {2} 2 Скрябина Е. А. Страницы жизни. М., 1994. С. 90. ).

Однако наибольший вклад в искажение собственных биографических данных внес сам Ежов, в результате чего многие факты, относящиеся к раннему периоду его жизни, изменились до неузнаваемости.

В своих анкетах и автобиографиях Ежов утверждал, что родился в 1895 году в Петербурге в семье рабочего-литейщика. При новой власти, установившейся в стране в 1917 году, факт рождения в «городе трех революции» (как называли тогда Петербург-Петроград), к тому же в пролетарской семье, открывал дополнительные возможности для служебного роста. Поэтому неудивительно, что свою биографию Ежов решил подправить именно в этой части.

На самом же деле, хотя родился он, действительно, в 1895 году, однако вовсе не в Петербурге (туда он переехал позднее) и не в семье рабочего. Его отец Иван Ежов, уроженец села Волхонщино Тульской губернии, проходил военную службу в музыкантской команде 111-го пехотного полка, стоявшего в литовском городе Ковно. Отслужив положенный срок, он остался там же на сверхсрочную и женился на прислуге капельмейстера, литовке по национальности. После выхода в отставку переехал с соседнюю Сувалкскую губернию и устроился на работу в земскую стражу — так в польских землях, входивших в состав Российской империи, называлась полиция.

Из четырех родившихся в семье детей выжили, помимо самого Ежова, еще двое: его старшая сестра Евдокия и младший брат Иван.

На момент рождения Николая Ежова семья, судя по всему, проживала в селе Вейверы Мариампольского уезда, а три года спустя, когда Ежов-старший получил повышение и был назначен земским стражником Мариампольского городского участка, — переехала в Мариамполь.

Это был небольшой уездный городок с населением немногим более четырех тысяч человек. К числу местных достопримечательностей относились мужская классическая гимназия, два кожевенных завода и две фабрики: папиросных гильз и шипучих вод. Громкие названия «завод», «фабрика» не должны вводить в заблуждение: на каждом таком предприятии работало всего по несколько человек.

Получивший свое название от расположенного здесь монастыря Марианского ордена, город до 1795 года входил в состав Польши, затем, после ее раздела, достался Пруссии и, наконец, в 1815 году отошел к России. Исторические реалии, а также близость к Литве и расположение в черте оседлости определили весьма пестрый национальный состав горожан, среди которых половину составляли евреи, затем шли в порядке убывания литовцы, поляки, немцы, русские и др. В этой тихой провинции и прошли ранние годы жизни Николая Ежова.

Ребенком он рос довольно хилым, что, впрочем, неудивительно: мать была женщиной болезненной, нервной, страдала малокровием; отец много пил — при такой наследственности на хорошее здоровье рассчитывать не приходилось.

Когда подошел срок, родители отдали сына в школу. В Мариамполе было три городских начальных училища, из них только одно предназначалось для православных, в нем Ежов, по-видимому, и учился. Продолжительность обучения составляла три года, но Ежов, по его словам, закончил лишь один класс.

«Лично меня, — утверждал он в одной из автобиографий, — школьная учеба тяготила, и я всеми способами от нее увиливал» {3} 3 Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ) Ф. 5. Оп. 98. Д. 10790. Л. 14. .

В 1923 г., когда писались эти строки, такое признание не только не компрометировало их автора, но, напротив, свидетельствовало в его пользу, ведь, в отличие от какого-нибудь «гнилого интеллигента», настоящий большевик и должен был познавать окружающую действительность не по учебникам, забивающим голову разным ненужным хламом, а в гуще самой жизни.

Однако на самом деле Ежов, похоже, проучился все положенные три года. О том, что он окончил школу, упоминал впоследствии его брат, кроме того, Ежов по части грамотности выгодно отличался от многих своих сверстников, что вряд ли было возможно, отучись он всего один год.