Сергей Охлябинин - Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн

Но вот азарт разгорается. Завидя эту неугомонную погоню, вихрем слетает с кургана войсковой есаул. Берет резко наперерез. Четкий, мгновенный взмах правой руки — и что это? Подрагивает, дрожит красавица, ощутив на шее роковую петлю.

Вот и сам атаман. Взяв ружье наизготовку, зорко поглядывает вдаль. Еще, правда, не видит, но уже чувствует — его молодцы сумели поднять в «трущобе» пластично-гибкого барса, мощного, но осторожного в каждом шаге.

И здесь же, посреди займища, мечутся не менее полусотни зайцев. Замысловатыми зигзагами, постоянно меняя направление бегства, тревожно прижав уши, несутся они, частенько оказываясь под копытами, и попадают в заранее расставленные «тенета» {107} 107 Тенета ( тенето ) — от «тянуть», сеть, сетка; тенета развешиваются по сучкам, сошкам и кольям, охватывая место полукругом. Загонщики (облавщики) заходят с противной стороны и, пугая зверя криком, идут цепью и гонят его в тенета, где притаившиеся «тенетчики» принимают его дубинками, а иногда вяжут и струнят живьем. или мгновенно погибают под казачьей плетью.

Охота, наконец, окончена. Атаман доволен. Призывает к себе казаков на широкий пир — «отведать дичинки». Гуляют охотники долго, смачно — ведь надо обойти всех удачников, то бишь тех, кому посчастливилось вернуться с добычей.

Были у донцов и дальние «охоты», но только в древние времена. И надоумили их те же запорожцы — как их называли тогда, «витязи моря». Они не только указали путь к турецким берегам, но сами становились вожаками. Донцы безо всякого страха переплывали бурное море, внезапно появлялись среди мирного населения. Грабили, жгли, нагружались добычей — и также моментально исчезали в синих морских увалах. При всей безжалостности грабежа единственное, что по-настоящему ценили они — это прекрасные пленницы, позже многие из них становились их женами.

Интересно, что казаки сами готовили челны для собственных набегов. Строили их из липовых колод, которые распиливали пополам. Середину выдалбливали. С боков прикрепляли ребра (для жесткости), а по обоим концам устанавливали выгнутые «кокоры» {108} 108 Кокора — комлевая часть ствола хвойного дерева с перпендикулярным к нему отрезком крупного корня, используется в деревянном судостроении. .

Для большей устойчивости эти неуклюжие, на первый взгляд, посудины обвязывались пучками камыша. И вот наконец челн готов. Покачивается у берега. Его нагружали запасом пресной воды и любимой казацкой снедью — сухарями и просом, толокном и сушеным мясом или соленой рыбой.

И только после этого все уплывающее вдаль Донское воинство собиралось к часовне — молиться Николаю Чудотворцу (заступнику всех морских странников). Оттуда направлялись на площадь — пили заранее приготовленный заздравный прощальный ковш вина или меду. А затем уже на берегу еще выпивали в дополнение по небольшому ковшику. И только затем рассаживались в лодки — по 40–50 казаков в каждой.

Удивительная особенность — удальцы морских переходов почти всегда выглядели оборванцами: в каких-то старых, потертых зипунах, отвислых, дырявых, непонятного цвета шапках. И даже ружья у них хоть и метко стреляют, но не блещут красотой и опрятностью. Притом они совсем ржавые. Откуда же такое пренебрежение к снаряжению и одежде? Оказывается, все это недаром. По старинной примете — «на ясном железе глаз играет» — облачение не должно вызывать зависть у иноплеменников, а плохенькое ружьишко должно подталкивать к захвату нового оружия.

И вот когда казаки усядутся по местам, раздается дружный хор: «Ты прости, прощай, тихий Дон Иванович…» Единый, дружный взмах, будто вздох, вёсел. Бурлящий тугой шлепок по воде — и вскоре караван лодок скрывается из вида.

Но внизу поперек Дона протянута тройная железная цепь, укрепленная концами на обоих берегах. Здесь возвышаются каменные каланчи с пушками. Это суровая азовская крепость, возле которой, всегда настороже, плавают еще и вооруженные турецкие галеры.

Не миновать эту часть пути нельзя. А перекрестный картечный огонь способен расщепить в каких-нибудь четверть часа всю казацкую флотилию. Однако ж у казаков и на сей счет своя сноровка. Они дожидаются непогоды. И вот тогда в темную, бурную ночь с ливнем либо в непроглядный туман они ухитряются мастеровито переваливать свои суденышки через цепи. А затем, умело хоронясь, прокрадываются мелководными гирлами прямо в открытое море.

Иногда же пускаются еще и на предварительные хитрости — пускают сверху бревна, которые неистово колотятся о цепи. И так подолгу держат турок в тревоге, ждут, когда бравым воинам Османской империи прискучит палить, когда остынут головы и жерла и турки бросят это беспокойное занятие. А донцам только того и надо. Молодцы уже проскочили.

На всякий случай у походников в запасе существует и другой путь. Они устремляются вверх по Донцу. Потом перебираются волоком на речку Миус. И оттуда уже — прямой выход в Азовское море.

Бывали, правда, редкие встречи и с турецкими кораблями. Но даже и на этот случай у донцов имелась своя хитрость. Они умудряются обходить чужой корабль так, чтобы за спиной оказалось солнце. Затем, за час до захода солнца приближаются к жертве примерно на версту. С наступлением же темноты окружают корабль и… берут его на абордаж. Как правило, застают противника врасплох — турки славились своей беспечностью.

Ну а если на море штиль или полное безветрие? Казаки тогда не считают нужным и скрываться. Быстро овладев судном, налетчики поспешно забирают оружие, а также небольшие пушки, которые способны выдержать их посудины. Затем разыскивают деньги. Переваливают на свои борта товары. А вот сам корабль со всеми пленными и ненужным им грузом пускают на дно.

Происходят, правда, и несчастные встречи, когда на полном ходу большие турецкие корабли врезаются в самую гущу казачьих челнов. Тогда одни из них попадают под корабль, другие гибнут от картечного огня с обоих бортов. И вот тогда-то, как огромная стая потревоженных птиц, разлетаются эти утлые суденышки в разные стороны.

А сколько раз страшные бури носили по волнам отважных походников! Бывало — спасались. Но нередко и погибали. Если же и удавалось оказаться на прибрежных скалах, то могли попасть и в неволю. В таком случае турки заковывали спасенных в цепи и сажали на весла, на свои галеры.

Но вот что удивительно. Как ни велики бывали потери, казачество не оскудевало. На место одного выбывшего из строя становился десяток других. И морские походы так никогда и не прекращались, считаясь самым прибыльным делом. Донцов нимало не смущали ни бури, ни страх неволи, ни угрозы султана, ни запреты русского царя.