Вадим Кожинов - Россия - Век XX (Книга 1, Часть 2)

"...за отчетный период (то есть с 1934 года - года предшествующего, XVII съезда. - В.К.) партия сумела выдвинуть на руководящие посты по государственной и партийной линии более 500 тысяч молодых большевиков, партийных и примыкающих к партии"218. Это значит, резюмировал я в своем выступлении, что более 500 тысяч людей, находившихся ранее на "руководящих постах", сумели "задвинуть"... Тогда, сорок лет назад, я был за это свое выступление подвергнут резким нападкам, - в частности, со стороны имевшего репутацию "либерала" (впоследствии замредактора "Нового мира") А. Г. Дементьева, принадлежавшего к "номенклатуре ЦК" и в 1930-х - 1960-х годах гибко повторявшего "извивы" генеральной линии партии (обсуждение признанного крамольным дудинцевского романа состоялось в Институте мировой литературы слишком "поздно" - уже после Венгерского восстания, разразившегося 23 октября 1956 года).

Кажется, совсем нетрудно понять, что "замена" более полумиллиона (!) руководителей никак не могла быть проявлением личной воли одного - пусть и всевластного - человека, и причины такого переворота неизмеримо масштабнее и глубже пресловутого "культа личности". Помню, как еще в те же давние времена Георгий Гачев предложил своеобразное объяснение 1937 года. Победившие в октябре 1917-го революционеры были убеждены, рассуждал он, что они сами по себе суть власть, что "Советское государство - это мы сами". Но затем постепенно создалась прочная и многосторонняя государственная структура, и люди, продолжавшие сознавать и вести себя так, как будто именно и только они являются воплощением всей власти, стали "лишними" и уже потому "вредными". Гачевская мысль производила особенно сильное впечатление и потому, что собственный его отец - эмигрировавший в 1926 году в СССР болгарский революционер - был в 1938 году репрессирован и в 1945-м скончался в лагере...

Через много лет я встретил, в сущности, то же самое толкование в изобилующем проникновенными записями дневнике Михаила Пришвина: "I марта (1935)... Несколько дней занимает меня мысль о том, что всякая мораль имеет внутреннее стремление превратиться в учреждение. Замечательный пример конец Горького: превратился в учреждение... Так все движение интеллигенции, даже и анархистское, таило в себе государство, и умерла интеллигенция, и государство стало могилой интеллигенции..."219

Тезис о том, что "революционеры" к середине 1930-х годов стали излишним "элементом", раскрывает только одну сторону дела, но все же он важен и объективен.

Скажу еще о том, что в кругу моих друзей уже сорок лет назад сложилось убеждение о неосновательности "деления" деятелей 1937 года по категориям "жертвы" и "палачи", - хотя и до сего дня попытки такого деления весьма популярны.

Помню, как на рубеже 1950-х-1960-х годов нас пригласили на "нелегальную" выставку рисунков зауряднейшего, но идеологически активного графика, поставившего задачу наглядно представить 1937 год. Одновременно с нами эти рисунки разглядывали артисты недавно созданного театра "Современник" во главе с Олегом Ефремовым. Они особенно заахали перед рисунком "Тройка", где были изображены сидящие на сцене страшные трое обвинителей, а перед ними - многолюдный зал беззащитных обвиняемых. И я заметил тогда, вызвав недоумение и даже протест "либеральных" артистов, что эти трое судей почти наверняка вскоре будут пересажены в зал уже в качестве подсудимых...

Позднее факты подобного превращения вчерашних "палачей" в "жертвы" стали общеизвестны; так, например, крупнейшие военачальники Я. И. Алкснис, И. П. Белов, В.К. Блюхер, П. Е. Дыбенко и другие 11 июня 1937 года осудили на расстрел своих сослуживцев В. М. Примакова, М. Н. Тухачевского, И. П. Уборевича, И. Э. Якира и других, но в следующем, 1938 году сами были расстреляны...

И те, кто заняты ныне главным образом выявлением "палачей" и, с другой стороны, "жертв" 1937 года, едва ли способны приблизиться к пониманию сути дела, - так же, как и те, кто видят главного или даже единственного "палача" в Сталине, в его личном характере и индивидуальной воле. То, что происходило в 1937 году, было своего рода завершением громадного и многогранного движения самой истории страны, начавшегося примерно в 1934 году, после периода коллективизации. За краткий срок страна очень резко, можно даже сказать, до удивления резко изменилась, хотя знающим историю России в XX веке нет оснований особенно удивляться быстроте колоссальных перемен.

Так, 10(23) июня 1917 года Ленин на заседании Первого съезда Советов (большевики составляли там незначительное меньшинство - менее 10 процентов) объявил, что его партия готова взять власть в России. В 1930-х годах и позднее реакция эсеро-меньшевистского Съезда на это заявление изображалась в виде приступа бессильной злобы; между тем очевидец, известный литератор Вячеслав Полонский, вспоминал в 1927 году, "как в июне 1917 года Первый съезд Советов хохотал над заявлением Ленина... несколько минут, которые показались мне очень долгими, съезд не мог успокоиться от хлынувшего на него веселья"220. Однако не прошло и полгода, как "весельчаки" вынуждены были осознать свою полнейшую недальновидность...

Скорее всего именно долгим хохотом встретили бы делегаты XVII съезда партии, избравшие 9 (февраля 1934 года новый состав ЦК, чье-либо заявление о том, что в близком будущем почти две трети членов избранного ими верховного органа власти расстреляют "свои"... Но, повторяю, террор 1937 года - это только один из результатов совершавшейся с 1934 года политико-идеологической метаморфозы, хотя, конечно, наиболее поражающий ее результат...

1) "Контрреволюция", осуществляемая по-революционному"...

Сосредоточение, даже, если прибегнуть к современному жаргонному словечку, "заклиненность" на фигуре Сталина фатально мешала и мешает увидеть реальное движение истории в 1930-х годах, - движение, о котором достаточно весомо и верно сказал, например, такой деятель и идеолог, как Л. Д. Троцкий. Речь идет о его книге "Преданная революция", законченной к началу августа 1936 года (то есть еще до 1937-го и до расстрела Зиновьева и Каменева 25 августа 1936 года) и издававшейся также под названием "Что такое СССР и куда он идет?". Троцкий считал эту книгу "главным делом своей жизни"221. Однако нынешних авторов, пишущих о 1930-х годах, как правило, интересуют другие сочинения Троцкого, написанные несколько позже, сочинения, посвященные "разоблачению" личных пороков Сталина. Дело в том, что в левых кругах Запада в течение 1930-х годов все нарастал культ Сталина, Троцкого это крайне раздражало, и он стремился всячески дискредитировать своего победившего "соперника". Эти сочинения Троцкого гораздо более легковесны, чем "Преданная революция", о чем без обиняков говорится даже в апологетической книге Исаака Дойчера "Троцкий в изгнании"222, однако сегодняшние авторы, заклинившиеся на Сталине, ценят более всего именно "сталиниану" Троцкого.