Чарлз Оман - Военное искусство в Средние века

«Они объявляют, скольких они убили, но не пишут, сколько их самих было уничтожено. Это было чуть ли не первое сражение, когда они одолели англичан, и я не ставлю им это в упрек; хотя они из малого раздувают большое, все выставляют напоказ и не забывают ни о чем, что служит им во славу». (Это была далеко не первая победа французов, которые потеряли здесь 500-600 человек. – Ред.)

Мораль Форминьи ясна: когда французы наловчились в военном деле и в каждом сражении больше не совершали грубых ошибок, неразумное применение англичанами оборонительной тактики Эдуарда III и Генриха V могло привести только к губительным последствиям. Если нельзя было найти какой-либо способ противостоять превосходящим (превосходящим и технически) силам и осмотрительным маневрам дисциплинированных регулярных войск Карла VII, англичане из-за своей малочисленности (при Форминьи англичан было больше, чем французов. – Ред.) были обречены на поражение. Возможно, осознание этого факта побудило Толбота отказаться от старой тактики и в своем последнем сражении прибегнуть к способу, прямо противоположному тому, что применялся в течение Столетней войны. Описания сражения при Кастийоне (1453) вызывают в памяти военные действия скорее швейцарской, нежели английской армии. Этот бой представлял собой отчаянную попытку баталии спешенных тяжеловооруженных воинов и алебардистов, прикрытых с фланга лучниками, взять приступом укрепленный лагерь, поддержанный артиллерией. Англичане, как и швейцарцы при Ла-Бикокке, нашли, что задача для них слишком трудна, и еще больше усугубили положение доблестью и упорством, пытаясь добиться невозможного.

Изгнание англичан из их континентальных владений не поставило в долговременном плане под сомнение возможности лука. (Каменный топор тоже некоторое время успешно сохранял свои позиции, когда появились бронзовые топоры. – Ред.) Как метательное оружие он все еще сохранял превосходство над неуклюжим арбалетом с его сложным механизмом. Вряд ли лук уступал недавно изобретенному легкому огнестрельному оружию и аркебузам, которые достигли более или менее высокой эффективности только к концу столетия. Вся Европа высказывалась в пользу большого лука. Карл Смелый, герцог Бургундский, считал трехтысячный корпус английских лучников цветом своей пехоты. (Всех их изрубили в куски при Муртене в 1476 г. швейцарцы и их союзники. – Ред.) Французский король Карл V в 1368 году приказал, обучая стрельбе из лука простой народ, сделать лучников костяком нового народного ополчения.

Найдется немного периодов, которые представляли бы для исследователя ряд интересных военных проблем, чем годы великого противоборства, в котором национальное оружие и национальная тактика англичан были направлены против таких же англичан. Однако Войне Алой и Белой розы не повезло с историками. (В этой войне мало что интересного для всех, кроме самих англичан. – Ред.) Недостаточность точных сведений о многих боях удивительна, если принять во внимание наличие богатого материала, относящегося к истории предыдущих периодов. Скудные хроники Уильяма Вустера, Уоркуорта, Фабиана, продолжателя «Кройлендских хроник» и автора «Прибытия короля Эдуарда IV», да безграмотные обобщения Уэтамстеда недостаточно восполняются более поздними трудами Графтона и Холла. Если даже сопоставить все это, все равно не удастся вникнуть в подробности большинства сражений. Ни в едином случае невозможно точно воссоздать боевые порядки армий Йорков или сторонников Ланкастеров. Правда, в архивах сохранилось достаточно документов, чтобы сожалеть о скудости источников информации.

Что многие английские военачальники обладали значительным тактическим мастерством и пониманием стратегии, становится очевидным при рассмотрении особенностей военных кампаний. Эти боевые действия не имеют между собой шаблонного сходства, как если бы они исходили из приверженности одному виду наступления или обороны. Каждое сражение по-своему индивидуально, носит отпечаток особенностей применявшейся тактики. Яростные уличные схватки, известные как первое сражение у Сент-Олбанс (1455), не имеют ничего общего с беспорядочной перестрелкой у Хеджли-Мур (1464). Штурмы укрепленных позиций в Нортгемптоне (1460) и Тьюксбери (1471) не имеют сходства с генеральными сражениями при Тоутоне (1461) и Барнете (1471). Превосходство в тактике, приведшее к победе при Блор-Хит (1459), контрастирует с превосходством в вооружении, послужившим победе на Эджкотт-Филд (1469).

Видной особенностью войны явилось блестящее военное руководство короля Эдуарда IV. Он проявил себя искусным полководцем, когда ему еще не было и девятнадцати; при Нортгемптоне (1460) он обошел с фланга позицию ланкастерцев, расположенную на высоком берегу и укрепленную глубокими траншеями, прикрывавшую армию короля Генриха VI. Годом позже (1461) он спас положение, казавшееся безвыходным, совершив бросок из Глостера в Лондон, бросок в суровую февральскую погоду по раскисшим дорогам графств южного Мидленда. Это основанное на холодном расчете решение, несмотря на все опасности попасть в столицу, дало ему корону и в решающий момент войны склонило чашу весов в его пользу. Если, утвердившись на троне, он из-за беспечности и самонадеянности и поставил себя под угрозу, то он же опять и был первым, кто подал сигнал тревоги. Его решительные действия весной 1470 года, когда кругом царила измена, явились блестящим примером приносящей удачу немедленной реакции [73]. Его талантом была отмечена и последняя военная кампания, включавшая сражения при Барнете и Тьюксбери.

Совершить переход из Йорка в Лондон, без больших потерь прокладывая путь сквозь сонм врагов, было искусным маневром, если к тому же принять во внимание измену некоторых враждебно настроенных командиров. При Барнете, обратив случайное явление – туман – в свою пользу, Эдуард IV показал, что владеет тактикой не меньше, чем стратегией. Непредвиденное обстоятельство, когда и та и другая армия обходят с фланга друг друга, само по себе не дает преимущества одной стороне; оно лишь служит проверкой способностей обоих командующих. Но благодаря предусмотрительности Эдуарда IV, оставившего резерв, потери на левом фланге не были такими уж серьезными, тогда как аналогичные потери на левом фланге Уорвика обернулись для него катастрофой. Сам же Уорвик, если изучить всю его карьеру, скорее оставляет впечатление мастера закулисных политических махинаций, нежели крупного военного деятеля, каким его обычно считают.

После победы в Барнетской битве вторая половина кампании началась с броска Эдуарда IV, чтобы перехватить королеву Маргариту (жена разбитого при Нортгемптоне (1460) и взятого в плен Генриха VI; в 1464 г. бежала во Францию, высадилась при поддержке французского короля Людовика XI в Англии, но была разбита. – Ред.) до того, как она свяжется со сторонниками в Южном Уэльсе. Противники Ланкастеров, двигаясь на север, не могли миновать Тьюксбери, первой доступной для них переправы через Северн. Ложная атака ланкастерцев на Чиппинг-Содбери была неплохо рассчитана, но Эдуард свел их замысел на нет быстрым продвижением. Обе армии изготовились к важнейшему броску, но король, хотя ему предстояло покрыть большее расстояние и передвигаться по труднодоступной голой холмистой местности – Готсуолдскому плато, обогнал противника. Люди с изумлением говорили о тридцати двух милях, какие его армия преодолела за день, не останавливаясь на еду и двигаясь по такой безводной местности, что люди могли утолить жажду только один раз за двенадцать часов [74]. К вечеру король был в пяти милях от ланкастерцев, которые в полном изнеможении остановились в городке Тьюксбери. Поскольку они не смогли переправиться в ту ночь, то были вынуждены сражаться на следующий день, ибо более опасно было подвергнуться нападению, когда половина была бы уже по ту сторону Северна, а другая все еще на глостерской стороне, нежели повернуть навстречу королю.