Иосиф Крашевский - Король холопов

В этот день Казимир, несмотря на все усилия, не мог разогнать морщин на челе и, вошедши в комнату, утомленный бросился в кресло. Он принялся за ужин, который был приготовлен, почти ни слова не проговорив. Эсфирь тоже молчала, всматриваясь в его озобоченное лицо. Его выдавало тяжкое бремя, обрушившееся на него, и он решил поговорить с ней откровенно обо всем. Окончив ужинать, он взглянул ей в глаза. Девушка сидела против него, прекрасная как всегда, лишь немного бледнее обыкновенного.

- Эсфирь, - произнес король, протягивая ей руку через стол, - что бы ты сказала, если бы меня заставили жениться? Духовенство, дворяне, все принуждают меня... Настаивают... Я отказываюсь... Но сумею ли я устоять! Видит Бог, я не желаю жены, но...

Эсфирь все время не спускала с него глаз и спокойно слушала.

- Король ты мой, - произнесла она, когда он остановился, - ведь ты король и для них тоже... Им нужен твой наследник, в котором текла бы твоя кровь... Что же сказать на это? Ты, стало быть, бросишь свою Эсфирь?

- Никогда! Никогда! - страстно воскликнул Казимир. - Ты для меня все, и никто тебя мне не заменит!

- Разве молодость, красота, новизна не заставят тебя против твоей воли забыть меня? - спросила девушка спокойно и серьезно.

- Я уверен, что не сумею полюбить другую, как люблю тебя! - произнес король. - Моя любовь к тебе должна была быть велика, если она заставила меня снизойти с трона к Эсфири; это ведь не мимолетное увлечение, и никакое привлекательное личико княжны не в состоянии его уничтожить.

По лицу Эсфири заструились две слезинки.

- Ты мой господин, а я - твоя раба, - произнесла она, - сделай то, что захочешь... Эсфирь будет послушной... Рану, нанесенную ее сердцу, она от тебя скроет, и ты не увидишь ее страданий.

Казимир, взволнованный и расстроенный ее словами, встал с кресла, чтобы лаской успокоить ее и уверить, что он никогда не изменится. Но девушка, по-видимому, превозмогла себя и преодолела страдание, вызвавшее слезы; к ней возвратилась улыбка, и она казалась счастливой, вполне уверенной в его любви.

Король принялся жаловаться перед нею.

- Мы не владыки на своем престоле, а полные рабы! - воскликнул он. Я держу в своих руках жизнь каждого, а своей собственной распорядиться не могу. Духовенство с одной стороны, дворяне с другой - все так настойчиво пристают, что самой сильной воле нельзя не уступить... Когда я добр, говорят, что я слаб; становлюсь строже - упрекают в жестокости. Всякий после работы может отдохнуть; и у судьи, и у воина, и у мужика находится для этого свободное время; один лишь король, на которого устремлены взоры всех, за каждым шагом которого следят, настоящий раб. Жениться он должен из политических расчетов, жить в ладах с неприятелем для поддержания мира, воевать ради пользы других, но для себя лично ему ничего нельзя сделать.

- Властелин мой, - прервала его Эсфирь, - зато Бог вас поставил выше всех и управляет через вас народом... Жаловаться может лишь обыкновенный человек, король должен быть выше всего этого.

Казимир, который боялся слез, упреков и вообще всего того, что могло омрачить его юное счастье, которым он еще так мало пользовался, был ей чрезвычайно признателен за то, что она так мужественно и с таким доверием к нему приняла эту горькую весть. Эта признательность еще более увеличила его любовь к ней; со слезами на глазах он повторял в тот день, что никогда не покинет ее, как бы на этом не настаивали, и останется ей верным.

Кохан, которого король не остерегался, подслушал у дверей и пришел к убеждению, что Казимир не так скоро оставит Эсфирь. Это заставило его изменить свой образ действий, и с этого дня он стал преданным слугой девушки.

На следующий день он сам предложил Казимиру свои услуги для передачи Эсфири подарков, предназначенных ей королем, как доказательство его признательности и увеличившейся любви; дары эти своим великолепием превосходили все до сих пор полученные ею...

Кохан в сопровождении двух слуг, отвез подарки и передал их Эсфири вместе с письмом от короля. Пользуясь удобным случаем, Рава старался уверить ее, что готов всегда во всем помогать ей у короля и быть ее верным слугой.

Он вероятно надеялся на благодарность с ее стороны и доверчивое сближение, но Эсфирь холодно приняла все его любезности.

Так же, как и королевского любимца, она приняла всех тех, которые желали подслужиться к ней, чтобы через нее достичь чего-нибудь от короля. Она на все просьбы неизменно отвечала, что ни для себя, ни для других не смеет беспокоить короля просьбами.

И действительно, Казимир никогда не слышал от нее даже намека о чем-либо постороннем, не касавшимся их обоих.

Левко и другие родственники часто приставали к ней с массой различных мелких просьб, но Эсфирь всегда отвечала отказом.

- За весь наш народ я буду хлопотать у него, за единичных людей не могу. Он ищет при мне отдыха и забвения, и я не хочу своим приставанием лишать его спокойствия.

Левко сердился, но вскоре, поняв ее лучше, перестал настаивать.

Многие надеялись, что она жадностью и превышением власти надоест королю и оттолкнет его от себя, но у девушки, к их изумлению, оказался ум, и та, на которую раньше смотрели, как на минутный предмет развлечения для короля, в непродолжительном времени приобрела такое влияние на него и стала такой значительной силой, какой никто не предвидел. Кохан молча покачал головой. Его царствование кончилось.

С того вечера, как Эсфирь покорно подчинилась неизбежности брака короля, ее влияние возросло неимоверно.

Вскоре у нее родился первый сын, которого Казимир, признав своим, велел окрестить, назвал его Пелкой и дал ему герб с половиной орла и двумя белыми розами. Рождение сына вызвало еще большее неудовольствие против короля, но оно осталось таким же безрезультатным, как и предыдущие негодования.

Между тем, были посланы сваты к княжне Ядвиге, а во дворце спешили приготовить все к торжественной свадьбе.

Казимир ничему не препятствовал и равнодушно позволял распоряжаться собой. Ядвига ли из Силезии, или какая-нибудь другая, насильно ему навязанная, будет ему дана в подруги жизни - для него было все равно.

Живой, пылкий, с беспокойным характером Мацек Боркович, владетель многочисленных имений, полученных им когда-то за заслуги своего отца, познанского воеводы, был могущественным вельможей и пользовался громадным влиянием.

Это можно было заметить во время его присутствия на совещании о Неоржи, когда он прислушивался к бесплодным разговорам людей, недовольных королем, желавших против него что-то предпринять, но ничего не умевших и ограничившихся одним только ропотом и перечислением своих обид.

Боркович был человек дела, а не слова; хотя на вид горячий, увлекающийся, откровенный, крикливый, однако, он обладал способностью сообщать другим только то, что находил нужным и никогда не выдавал того, что решил скрыть. Несмотря на его годы, - ему было сорок с лишним, и у него был взрослый сын, - у него был молодцеватый, бодрый, юный вид, и он, как юноша, любил ухаживать за женщинами.