Владимир Лигута - Наша кровь у Сморгони

В резерве, у деревень Белой и Залесья, почти ежедневно шли митинги и собрания. Звучали призывы, как «к войне до победного конца», так и «к немедленному миру без аннексий и контрибуций».

Солдатские комитеты принимали одну резолюцию за другой — от отношения к войне до решения хозяйственных вопросов.

Русская армия фактически раскололась — одна её часть требовала забыть об оккупированных противником 12-ти губерниях страны и закончить войну, другая, которая постоянно уменьшалась — собиралась воевать до Победы.

В конце апреля сморгонские позиции приняла 174-я пехотная дивизия генерал-майора князя Г. Цулукидзе из III-й армии. Шестнадцать пехотных и две кавалерийские дивизии усиленной Х-й армии, около 900 орудий разных калибров с 13-дневной нормой снарядов собирались в кулак против немцев. По ночам войсковые колонны уходили южнее Сморгони, за железную дорогу. В каждом перелеске — батареи, войска. Яблоку негде было упасть.

Ближе к лету боевая обстановка осложнилась. В воздухе появилось много как немецких, так и русских самолетов. С шумом пролетали «Ильи Муромцы», окруженные «Фарманами». Юркие «Ньюпорты» вели бескомпромиссные воздушные схватки с германскими «Альбатросами» и «Фоккерами».

Из сводки боевых действий:

«28 июня 1917 года летчик 9 корпусного отряда су-лейтенант французской службы Федоров атаковал в районе Сморгонь — Крево немецкий самолет и прогнал его. Потом атаковал другого противника и победил его. Противник с большим снижением быстро полетел к своим окопам.

Утром 31 июня в районе ст. Залесье Федоров заметил два неприятельских самолета и атаковал их, обстреляв сначала одного, затем другого. Одна из германских машин получила повреждения и пикированием ушла за линию фронта. Второй противник тоже ретировался.

Лётчик Гренадёрского авиаотряда прапорщик Владимир Каминский сжёг тремя ракетами Ле-Приера германский привязной аэростат» (противоаэростатные неуправляемые пороховые ракеты с фугасным зарядом французского инженера Ле-Приера).

Участились немецкие артналеты. Враг был обеспокоен.

В июне под Сморгонь приезжал Военный и Морской министр Временного правительства А. Керенский. Выступал на митингах перед солдатами в деревнях Белая, Залесье и Сивица. Призывал к наступлению.

К Сморгони подходили новые части. Повсюду обозы со снарядами и патронами. На больших дорогах полное столпотворение, автомобили застревали в разбитой колее. И только первые гусеничные тракторы победоносно тянули через болота и топи поезда тележек, груженных войсковым добром. Так снабжались механизированные батареи крупного калибра — новинка на русском фронте, - пришедшие через Мурманск и Владивосток с заводов Америки и Англии. На проселках, у околиц, стояли казачьи пикеты с легкими, привьюченными к седлу пулеметами.

Ночью по бездорожью подвозили бревна, выкладывали блиндажи. Сильно укрепленные наблюдательные пункты заняли все пригорки, откуда были видны немецкие позиции.

Телефонные провода старательно зарывали в землю, сворачивая в жгуты и опуская в узкий, в одну лопату, но глубокий ров.

Верховное командование русской армии согласилось с предложениями по созданию воинских частей из добровольцев. У Сморгони в полках и дивизиях, готовящихся к наступлению, формировались добровольческие штурмовые роты и батальоны.

На участок 1-го Сибирского корпуса прибыл женский «батальон смерти» прапорщика Марии Бочкаревой и разместился в фольварке Касимов. С его помощью рассчитывали поднять дух наступающих частей. Все женщины коротко острижены, на плечах — белые погоны с красно-чёрной лентой, такой же красно-чёрный шеврон ударных частей на правом рукаве — символ революции и смерти.

Боевое Знамя батальону было вручено генералом Л. Корниловым в присутствии А. Керенского в Исакиевском соборе Петрограда. Батальону передали и фронтовой подарок — серебряные иконы от солдат I-й и ІІІ-й армии с изображением Божьей Матери и Георгия Победоносца. 300 женщин-добровольцев поклялись отдать жизнь за Родину.

У Сморгони звучала песня:

Формирование женских отрядов шло по всей стране, в том числе в Москве и Минске.

На фронте было тихо. По ночам иногда строчили пулеметы. Ходили в разведку «охотники»-добровольцы. Саперы рыли проходы, которые должны были приблизить наступающих к германским окопам.

Дальнобойные мортиры переехали по железнодорожной ветке к деревне Дохны и приготовились к стрельбе. Ударные штурмовые батальоны заняли вынесенные вперед укрепления. Наступало раннее утро 19 июля 1917-го…

В 5 часов утра солдаты и офицеры 695-го пехотного Новогрудского полка со сморгонских позиций услышали грохот сотен орудий невиданной по мощи и силе артиллерийской подготовки.

Южнее, до горизонта, сверкали орудийные вспышки, а в немецких траншеях рвались снаряды. Никто раньше не видел такого артиллерийского боя. Как барабанная дробь, усиленная в тысячу раз, били легкие батареи. Ревели гаубицы — было слышно эхо от выстрелов гигантских орудий. Трудно было разговаривать, в ушах стоял гул. В воздухе висели аэростаты наблюдения, над ними проносились самолеты, с которых по радио корректировался огонь артиллерии.

В д. Белой, на командном пункте 28-го артиллерийского дивизиона данные авиации передавал артиллеристам расчет радиостанции из 25-го корпусного авиаотряда 20-летнего ефрейтора С. Красовского, уроженца Могилёвщины — будущего Маршала авиации.

Только к вечеру стали отвечать немецкие орудия. С утра — вновь ураганный огонь русской артиллерии, и на следующий день — до позднего вечера.

Руководил всей операцией с наблюдательного пункта 38-го армейского корпуса генерал-лейтенанта И. Добвор-Мусницкого командующий Западным фронтом генерал-лейтенант А. Деникин.

К концу третьего дня артиллерийской подготовки немецкие позиции представляли полосу сплошного разрушения. Проволочные заграждения имели многочисленные проходы, местами были сметены полностью. Почти все окопы первой линии уничтожены, ходы сообщения завалены. Пулеметные гнезда и блиндажи разбиты, входы и амбразуры бетонных сооружений завалены землей и обломками бревен.