Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Самой знаменитой из этих эмансипированных женщин V века была красивая и талантливая милетянка Аспасия. Она переселилась в Афины между 450 и 440 гг. Здесь она сумела настолько привязать к себе правителя государства, Перикла, что он ради нее бросил свою знатную жену. Дело, конечно, не обошлось без болыцей"о скандала, и комедия беспрестанно возвращалась к этой благодатной теме; но Перикл все-таки добился того, что большая часть афинского общества призна­ла Аспасию равной себе и что даже женщины из лучших фа­милий города не стеснялись посещать ее собрания. Правда, при господствующих предрассудках это подвергало опасно­сти их доброе имя, и обвинение, которое позже предъявил против Аспасии Гермипп, основывалось отчасти именно на том, что она склоняла свободных афинянок к безнравствен­ному образу жизни. Во всяком случае Перикл не мог сделать ее своей законной женою, потому что между Афинами и Милетом не существовало эпигамии; но сын, которого родила ему Аспасия, был позже признан законным и, несмотря на сильное противодействие, достиг высшей должности в госу­дарстве — стратегии.

Характерно, с какой легкостью Перикл переступил гра­ницы общепринятой морали. Он действовал в этом отноше­нии совершенно в духе своего времени; перед естественным правом любви должны были отступить все права брака, осно­ванные на человеческих законах. Вообще основное стремле­ние этого века — освободиться от всякого принуждения, в какой бы форме оно ни проявлялось, и, может быть, никогда более этот идеал не был осуществлен в такой степени, как в Афинах IV века. Здесь господствовала, прежде всего, неогра­ниченная свобода слова; афиняне справедливо гордились ею и предоставляли ее отчасти даже метекам и рабам. Даже на сцене долгое время можно было поносить и осмеивать любо­го гражданина, каково бы ни было его общественное положе­ние; закон 440 г., ограничивший эту свободу, был отменен уже через три года. Но позже (426 г.?) было запрещено, по крайней мере, выводить на сцену под собственными именами магистратов, еще находящихся в должности; в общем же ко­медия по-прежнему сохраняла право критиковать сущест­вующие порядки. И вообще закон лишь настолько вмешивал­ся в частную жизнь граждан, насколько это было безусловно необходимо. Вольность, которая вытекала отсюда, имела, ко­нечно, и дурные стороны, но она была во всяком случае не­сравненно лучше мелочной полицейской регламентации оли­гархических государств, не говоря уже о военной дисциплине Спарты.

Несмотря на все это, власть, даже в Афинах, еще долго оставалась в руках знати. На должность стратегов до начала Пелопоннесской войны избирались почти исключительно знатные, хотя доступ к этому званию был открыт для каждого гражданина, который имел детей от законного брака и недви­жимое имущество. Точно так же обстояло дело в остальных греческих демократиях, например в Сиракузах. И могло ли быть иначе, когда крупные богатства заключались еще глав­ным образом в земле и сосредоточивались в руках знатных фамилий?

Этот порядок вещей, конечно, вызывал против себя оп­позицию. Геродот насмехается над логографом Гекатеем, ко­торый в одном месте своего сочинения перечислял своих 15 предков, включая и божественного родоначальника своего рода. Еврипид не упускает случая доказать всю нелепость притязаний знати, а софист Ликофрон полагает, что красота знати очень сомнительна, а ее влияние основывается только на предрассудке.

Успеху этой агитации значительно содействовало эконо­мическое развитие, которое поставило богатства, приобретен­ные посредством торговой или промышленной деятельности, наравне с землевладением. Кроме того, политические бедст­вия последних десятилетий V века способствовали обеднению значительной части знати, причем каждый мог собственными глазами видеть, чего стоит „благородное" происхождение без богатства. И вот в 425 г. кожевник Клеон достигает в Афинах той самой должности, которую раньше занимали Кимон и Перикл. Афинской аристократии и ее приспешникам это ка­залось началом конца — не потому что Клеон был неспособ­ным государственным человеком: он не был им, или по край­ней мере в гораздо меньшей степени, чем его аристократиче­ский противник Никий, — а потому, что он собственными силами выбился из народа. Но ничто не помогло — ни язви­тельные насмешки, которыми комедия беспрестанно осыпала Клеона, ни даже то, что его политику наконец, потерпела полную неудачу при Амфиполе. Когда он пал, его место заня­ли другие люди из народа, и со времени попытки олигархиче­ской реакции 404—403 гг. знать была почти совершенно уст­ранена от правления государством. С этих пор в Афинах су­ществует только противоположность между зажиточным и неимущим классом, и то же самое наблюдается во всех грече­ских государствах, которые усвоили демократический строй или прошли через школу демократии. Каждый образованный и состоятельный человек претендует, по выражению той эпо­хи, на имя благородного человека ( колос кагаток) или знат­ного (гноргшос). Этим была завершена демократизация грече­ского общества.

Во времена Дария и Ксеркса Спарта была единственной великой державой Греции; никто не пытался оспаривать у нее предводительство в борьбе с персами, и даже на море афиняне добровольно подчинились ее начальству, несмотря на превосходство своего флота. Это положение вещей изме­нилось со времени основания Делосского союза. Спарта скоро заметила, какую большую ошибку она сделала, отка­завшись от дальнейшего участия в Персидской войне, а вме­сте с тем и от господства на море; и по крайней мере одна партия настойчиво требовала, чтобы Спарта исправила свою ошибку, пока еще не поздно. Удобный случай для этого представился в ту минуту, когда могущественный Фасос восстал против Афин и обратился за помощью к Спарте. Действительно, есть известие, что спартанцы готовились уже двинуть войско в Аттику, когда восстание илотов при­нудило их употребить все силы на защиту своей собственной страны.

Таким образом, до поры до времени мир между обоими передовыми государствами Греции оставался ненарушен­ным; мы видели, что афиняне отправили даже войско против засевших в Итоме мессенцев, и только оскорбление, которое нанесли им спартанцы, отослав обратно их вспомогательный отряд, заставило Афины изменить свою политику. Крайняя демократическая партия, в руки которой перешло теперь управление государством (см. выше, с.370), объявила рас­торгнутым союз со Спартой, заключенный во время Персид­ских войн, и вместо того вступила в союз с заклятыми вра­гами Спарты, аргосцами. К Афинам и Аргосу вскоре примк­нула и Фессалия, где еще жива была память о походе Леотихида.