Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Ввиду таких огромных сил всякое сопротивление каза­лось большинству греков бесполезным; даже Дельфийский оракул считал победу персов несомненной и советовал доб­ровольно подчиниться неизбежному. Царь ведь не хотел ис­требить эллинов; он требовал лишь подчинения, и, наконец, пример азиатских единоплеменников показывал, что и под персидским господством можно жить. Что касается Афин, то здесь, конечно, нечего было и думать о подчинении; после того, что произошло, оставался выбор только между победой и гибелью. А для Спарты подчинение Персии означало бы потерю гегемонии над Пелопоннесом, которой она добилась в течение последнего столетия. Таким образом, поведение обоих государств было уже заранее намечено. Политика Спарты, в свою очередь, определяла образ действий членов Пелопоннесского союза; а военные силы, которыми распола­гал этот союз, были настолько значительны, что ни одно го­сударство греческого материка не решилось примкнуть к Персии, пока царь еще был далеко. Один только Аргос, ста­рый соперник Спарты, сохранял нейтралитет; Беотия и Фес­салия присоединили, хотя и неохотно, свои войска к союз­ной армии. Сильная на море Керкира обещала помощь, но устроила так, что ее флот опоздал к сражению. Властитель восточной Сицилии, Гелон, поставил свое содействие в за­висимость от невыполнимых условий: он готов был подчи­ниться царю, если бы последнему досталась победа в пред­стоявшей войне, что казалось очень вероятным.

Даже в государствах, решившихся на борьбу за свободу, настроение было весьма невеселое, надеялись больше на по­мощь богов, чем на собственные силы. Однако необходимые приготовления делались. Еще осенью 481 г. депутаты союз­ных эллинов собрались на Истме. Прежде всего в Элладе провозглашен был всеобщий мир и этим положен конец войне между Афинами и Эгиной. В Афинах и, вероятно, также в других государствах были возвращены политиче­ские изгнанники. Главное начальство досталось, конечно, лакедемонянам. Решено было прежде всего защищать Темпейское ущелье, через которое протекает между Олимпом и Оссой река Пеней, впадающая в Фермейский залив, и прохо­дит военная дорога из Фессалии в Македонию. С этой целью весной 480 г. отправлен был туда отряд из 10 ООО гоплитов. Однако, ввиду подозрительного поведения фессалийцев, эта позиция представлялась слишком рискованной; кроме того, Темпейское ущелье можно было обойти со стороны северно­го склона Олимпа, а боевых сил эллинов было недостаточно, чтобы защищать все эти переходы. Поэтому при приближе­нии персидской армии греки без кровопролития очистили эту позицию. Фессалия теперь открыто перешла на сторону неприятеля, которому богатая область служила отличным базисом для военных действий.

Второй оборонительной линией представлялись теперь Фермопильские теснины, на границе между Фессалией и Средней Грецией, в том месте, где лесистые предгорья Эты близко подходили к Малийскому заливу. Это тесное ущелье можно было с небольшим войском защитить против боль­шой армии, при том условии, если бы защитник владел мо­рем и был в состоянии запереть также горные тропинки, по которым можно было обойти позицию с левого фланга. По­лагаясь на естественную неприступность ущелья, пелопоннесцы послали сначала только один корпус из 4000 гоплитов под предводительством лакедемонского царя Леонида; к не­му присоединились отряды окрестных областей Беотии, Локриды и Фокиды, так что в общем при Фермопилах со­бралось для встречи неприятеля около 7000 тяжеловоору­женных воинов. Остальная часть союзной армии должна бы­ла подоспеть, как только окончатся Карнейские и Олимпий­ские празднества, отложить которые не решились из религи­озных соображений. В то же время флот расположился у се­верного берега Эвбеи, вблизи храма Артемиды Просео и в области Гистиеи, чтобы отрезать неприятелю вход в грече­ские воды. Начальство принадлежало номинально лакедемонскому наварху Эврибиаду, в действительности же — афинскому стратегу Фемистоклу, так как 127 кораблей, вы­ставленных Афинами, составляли почти половину всей гре­ческой эскадры.

Приблизительно в середине августа персидская армия, подкрепленная своими новыми фессалийскими союзниками, подошла к Фермопилам. Нападения на ущелье с фронта бы­ли отбиты с большим уроном для варваров; но в то время, как внимание греков было сосредоточено здесь, Ксерксу удалось через один из горных проходов Эты послать отряд в тыл неприятеля. Греческое войско, подвергшись нападению одновременно и спереди, и сзади, было уничтожено; Леонид и большая часть его воинов пали смертью героев.

Между тем персидский флот также отплыл на юг вдоль берегов Магнесии. Тут его застигла сильная буря с северо-востока, от которой на скалистом, лишенном гаваней берегу негде было укрыться. По преданию, погибло 400 кораблей, треть всей эскадры; весь берег от Мелибеи до мыса Сепии, на протяжении 70 км, покрылся обломками и трупами. Од­нако и после этой потери персидский флот численностью далеко превосходил греческий. Как только море успокои­лось, варвары вошли в Эвбейский залив и заняли позицию при Афетах, на южном берегу Магнесии, напротив Артемисия, где стоял греческий флот. Еще в тот же вечер началось сражение, которое с переменным успехом продолжалось оба следующих дня. Только когда пришло известие, что Леонид пал и Фермопилы взяты, греки покинули свою позицию, ко­торую они до тех пор мужественно отстаивали, несмотря на численный перевес неприятеля.

Города Беотии, Локриды и Фокиды поспешили теперь заключить мир с победителем; те, которые не сделали этого, как Феспия и Платея, были сожжены. Поведение оракула еще до прихода персов заставляет предполагать, что Дельфы также подчинились; во всяком случае Ксеркс должен был пощадить эту святыню во внимание к своим фессалийским союзникам. При таких условиях нечего было думать о защи­те Аттики. По предложению Фемистокла решено было по­кинуть страну; мужчины, способные носить оружие, сели на корабли, а женщины, дети и движимое имущество были пе­реправлены на Саламин, Эгину и Пелопоннес. Теперь Ксеркс мог беспрепятственно вступить в Афины. Только в Акрополе остался небольшой гарнизон, который через не­сколько дней пал под натиском персов; в отместку за разру­шение Сард победитель сжег храмы кремля.

Чтобы сделать возможным отступление жителей Аттики и в то же время прикрыть Мегару и Эгину, греческий флот был сосредоточен у Саламина. Новыми подкреплениями бы­ли с избытком пополнены потери, понесенные при Артемисе, так что теперь под начальством Эврибиада находилось свыше 300 кораблей. Между тем неприятельский флот, не тратя времени на покорение Эвбеи, плыл в прямом направ­лении через Эврип и три дня спустя прибыл в Фалеронскую бухту, гавань Афин. Грекам предстоял теперь выбор — при­нять битву при Саламине или отступить к Истму, где было собрано для охраны полуострова пелопоннесское союзное войско. Пелопоннесцы высказались, разумеется, за послед­нее, тогда как афиняне, эгинцы и мегарцы стояли, конечно, за выжидание при Саламине. В пользу своего мнения они указывали на то обстоятельство, что в узком проливе между островом и берегом Аттики персы не сумеют развернуть свои превосходные силы; с другой стороны, однако, было очевидно, что в случае несчастного исхода морского сраже­ния флот при Саламине обречен на верную гибель, тогда как при Истме в худшем случае могло бы служить оплотом су­хопутное войско. Решающее значение имело то обстоятель­ство, что афинская эскадра — 110 военных кораблей — сама по себе превосходила все пелопоннесские эскадры, вместе взятые; это придало мнению Фемистокла в военном совете такой вес, что Эврибиад по необходимости должен был под­чиниться.