Юлиус Белох - Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Количество человеческих жертв, какого требовали эти войны, было, правда, в большинстве случаев не очень вели­ко. При приближении врага население скрывалось за стены укрепленных мест; большие открытые сражения были срав­нительно редки, и так как армии никогда не заключали в се­бе более 20—30 тыс. человек и неприятель после победы редко преследовал побежденных с настойчивостью, то поте­ри не могли быть значительны. Так, если взять лишь некото­рые из главных сражений, — при Делионе (424 г.) пало с обеих сторон вместе около тысячи пятисот человек, при Мантинее (418 г.) 1400, при Коринфе (394 г.) 3900, при Лев­ктрах (371 г.) 1300. Морские битвы сопровождались более крупными потерями, ввиду многолюдности экипажей на во­енных судах. Так, сражение при Аргинусах, в котором по­гибло около ста триер с большею частью экипажа, стоило жизни приблизительно 15 тыс. человек; правда, ни одно дру­гое морское сражение этого времени не потребовало даже приблизительно такого огромного количества жертв. Вооб­ще, Сицилийско-Декелейская война, которая велась пре­имущественно на море, причем в течение десяти лет проти­востояли друг другу флоты в 100—200 триер, была наиболее кровопролитною из всех войн, какие отмечены греческой историей до Александра; только перед Сиракузами афиняне в битвах и от болезней потеряли около 20 тыс. человек. С тех пор и до начала войн диадохов на греческих морях про­изошло немного крупных морских сражений.

При низком уровне осадного искусства в период до Фи­липпа укрепленные города очень редко брались приступом, по крайней мере на греческом Востоке; поэтому печальная участь быть разграбленными и разрушенными постигла лишь немногие второстепенные города, пока Филипп раз­рушением Олинфа и Александр разрушением Фив снова по­казали грекам весь ужас настоящей войны. Иначе обстояло дело на западе; почти все греческие города в Сицилии, кро­ме Сиракуз, были в конце V и начале IV века разрушены ли­бо карфагенянами, либо Дионисием; однако жители обыкно­венно успевали спасаться и тотчас снова возвращались на родные пепелища.

Гораздо более серьезные последствия имело истребле­ние собственности, которое обусловливалось способом ве­дения войн, господствовавшим в Греции. Когда войско втор­галось в неприятельскую страну, оно уничтожало жатву, ис­требляло виноградники, срубало плодовые деревья, сжигало деревни; проходили десятки лет, прежде чем исчезали следы подобного нашествия. Не было почти ни одной местности в Греции, которая в период времени от Пелопоннесской войны до Филиппа II не была бы по крайней мере один раз опусто­шена таким образом. Сюда надо прибавить экономические кризисы — неизбежные спутники продолжительных войн, и страшный гнет налогов, необходимых для покрытия издер­жек по содержанию войск и — еще более — флотов.

Однако жизненная сила нации была достаточно велика, чтобы в короткое время с избытком возмещать эти потери. Даже Афины, как тяжело ни пострадали они от Пелопоннес­ской войны и революции, уже через восемь лет оказались в силах снова начать большую войну и, по крайней мере от­части, вернуть себе владычество на море; и теперь, как в V веке, они оставались величайшим торгово-промышленным городом на Эгейском море, с которым в смысле богатства никакой другой город Греции даже отдаленно не мог вы­держать сравнения. Именно благодаря этому экономическо­му превосходству Афины могли оставаться вплоть до маке­донских времен первою морскою державою Греции. Правда, потери, которые понесло гражданское население Аттики вследствие чумы 430—426 гг. и вследствие Пелопоннесской войны, по-видимому, никогда уже не были вполне возмеще­ны. Тогда как в эпоху Перикла количество взрослых граждан мужского пола достигало 30 тыс. и более (выше, т.1, с.329), — в конце IV века оно не превышало 21 тыс.; одной из глав­ных причин этой убыли был тот эгоизм, с которым восста­новленная демократия преграждала чуждым элементам дос­туп в гражданскую среду. Наоборот, число союзников около 310 г. простиралось приблизительно до 10 тыс. взрослых мужчин, т.е. было почти так же велико, как и до Пелопон­несской войны; то же самое можно сказать и о числе рабов, и даже вполне возможно, что последних около 340 г. было больше, чем за столетие перед тем. Итак, Афины и во время Александра заключали в себе круглым счетом 100 000 жите­лей; только теперь наибольшая часть городского населения жила в Пирее, который с точки зрения торговли и промыш­ленности занимал несравненно более удобное положение, чем Верхний город. Вследствие этого последний начал все более и более пустеть; около середины IV века здесь было множество пустырей и необитаемых домов, и собственники начали даже сносить свои дома, чтобы на их месте разводить сады.

Но если Афины и оставались самым большим городом на греческом Востоке, то в эту эпоху их опередила столица того государства, которое основал Дионисий на Западе. Си­цилия сильно пострадала в тяжкую годину карфагенских войн, но затем, в течение долгого периода мира под властью Дионисия, раны быстро зажили, разрушенные города снова были отстроены и большею частью снова вскоре достигли прежнего благосостояния. В это время в Сицилии был осно­ван и ряд новых городов, как Тиндарис и Галэса, на малона­селенном до тех пор северном побережье, и Гадранон у за­падного склона Этны. Но наибольшего расцвета достигли сами Сиракузы. Предместья, образовавшиеся вокруг стен еще со времени Гелона, были введены Дионисием в кольцо укреплений и скоро приобрели большое значение; к двум старым частям города, Ортигии и Ахрадине, присоедини­лись теперь квартал Тиха, у тракта в Катану, до Гексапилона, больших северных ворот новой линии укреплений, и с юга Неаполь, расположенный на низкой террасе, которая господствует над гаванью и долиной Анапа. Благодаря это­му Сиракузы сделались самым большим из всех греческих городов, и они сохранили это положение до тех пор, пока явились колоссальные города, основанные на Востоке Алек­сандром и его преемниками. Правда, разрушение Сиракуз­ской державы Дионом и последовавшая затем эпоха граж­данских войн на мгновение задержали развитие Сицилии; рассказывают, что на сиракузском рынке трава достигала такой вышины, что на нем пасли лошадей, а в остальных го­родах можно было перед самыми стенами охотиться на оле­ней и кабанов. Но лишь только Тимолеон снова водворил в стране мир и порядок, Сиракузы и вся греческая Сицилия за немного лет достигли прежнего расцвета, и лишь римское завоевание повлекло за собою упадок острова.

Напротив, греческие города Италии со времени Пело­поннесской войны неудержимо клонились к упадку. Междо­усобные войны конца VI века, когда разрушены были Сирис и Сибарис, положили начало этому упадку; позднее, около середины следующего столетия, основание Фурий и Гераклеи вызвало новый расцвет, но против свежей силы воинст­венных племен, обитавших внутри страны, италийские греки не могли держаться. Города один за другим переходили в руки италиков: сначала Кума (Кима), затем Посейдония, Пике и Лаос, наконец, и более мелкие города на так назы­ваемом с тех пор Бреттийском полуострове, Сибарис на Треисе, Терина, Гиппонион. Таким образом, в руках греков оставались здесь только немногие пункты, да и те лишь с трудом защищали свою независимость против натиска вар­варов. Один только Тарент не был захвачен всеобщим упад­ком. Благодаря превосходным качествам своей гавани, кото­рые делали его естественным складочным пунктом для тор­говли между Грецией и Западом, он как раз в это время дос­тиг большого расцвета; но и Тарент принужден был беспре­станно бороться с италиками за свое существование, и долго вести эту борьбу с успехом он оказался не в силах. Поэтому он примкнул сначала к Сиракузской державе Дионисия, а после ее крушения искал поддержки у Спарты и эпирских царей, пока, наконец, не был настигнут своей судьбой и принужден признать верховную власть Рима.