Виктор Муратов - Командарм Лукин

Власова сильно избили. Утром его вывели на прогулку без орденов и Звезды Героя. Генерал Лукин смотрел на него из окна. Лицо в кровоподтеках, но голову держит высоко, гордо, всем своим видом говорит: «Ничего. Мы еще поборемся!» Вот он то и дело поглядывает на окно камеры, где сидит Лукин. Генерал помахал платком, дав знать, что видит. Власов едва заметным движением ноги подал знак: «Здесь, под камнем, смотрите».

Генералу Лукину всегда было трудно выходить на прогулку. Но на этот раз он ждал ее с особым нетерпением… Под камнем он обнаружил записку и Золотую Звезду Героя. Вернувшись в камеру, Лукин прочел записку: «Товарищ генерал, у меня к вам просьба: если что со мной случится, а вы останетесь живы, сохраните эту Звезду, отвезите ее в Москву, покажите моим родителям и сдайте куда следует. Не хочу, чтобы она досталась фашистам. Я бодр. Все равно, пока жив, еще раз попытаюсь бежать».

Генерал Лукин зашил Звезду в гашник. После войны он выполнил просьбу отважного летчика. Вернувшись после освобождения из плена в Москву, он передал Золотую Звезду Героя за номером 756 в Управление кадров Наркомата обороны СССР. Теперь она хранится в Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

Власова, избитого до полусмерти, отвезли в ту же тюрьму в Нюрнберге, где уже сидели Маракасов и Леонов. Хотя они сидели по разным камерам, но Маракасову все же удалось связаться с Власовым и наладить с ним переписку. Они условились, что убегут из тюрьмы при первой же бомбежке Нюрнберга.

В начале октября 1944 года был массированный налет на город. Воспользовавшись этим, Маракасов и Леонов вышибли дверь своей камеры и открыли двери других камер. Маракасов побежал к Николаю, нашел его, и они бросились из тюрьмы. Но охрана уже успела прийти в себя. Беглецы нарвались на автоматы, направленные на них в упор. Их загнали в подвал.

Через несколько дней Маракасова и Леонова заковали в кандалы и отправили в концлагерь Дахау. Их должны были расстрелять. Но эти патриоты чудом остались живы. 29 апреля 1945 года узников Дахау освободили союзники.

Николай Власов из Нюрнбергской тюрьмы был переведен в концлагерь Маутхаузен и посажен в блок смерти № 20. Там Власов был одним из организаторов массового восстания военнопленных. 27 января 1945 года эсэсовцы увели Власова на расстрел. Прощаясь с товарищами, Власов громко воскликнул: «Прощай, моя дорогая мама! Прощай, любимая Родина! Прощайте, товарищи!»

…Н-ский гвардейский истребительный авиационный Оршанский Краснознаменный полк. В казарме третьей эскадрильи на вечерней поверке старшина перед строем произносит:

— Подполковник Власов!

И с правого фланга раздается:

— Герой Советского Союза подполковник Николай Иванович Власов пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины!

Весна в Германию приходит раньше, чем в Россию. Даже в конце марта под Москвой еще лежат плотные синеватые снега, лишь на взгорках, обращенных к солнцу, снег рыхлеет и в солнечные дни из-под него на короткое время выползает талая вода. И реки еще скованы льдом. А под Нюрнбергом в марте зеленеет трава и вот-вот лопнут почки на корявых тополях.

В безоблачном небе даже в одиночку безнаказанно летают английские и американские самолеты. В перерывах между бомбежками они сбрасывают листовки. Эти листовки попадают и в крепость Вюльцбург. В одной из них за подписью Рузвельта, Черчилля и Сталина говорилось: «За жизнь каждого военнопленного отвечает не только комендант лагеря — начальство, но и каждый немецкий солдат, охраняющий этот лагерь».

Всем было понятно, что война близится к концу. Моряки раздобыли где-то немецкую карту с нанесенной обстановкой и передали генералам. Теперь можно было пусть по отрывочным сведениям, пусть не совсем точно, но следить за ходом боевых действий на фронтах.

Но и без карты скоро стало ясно, что к Нюрнбергу с запада подходят союзники. Уже была слышна орудийная стрельба. Генералы понимали, что это бьет не зенитная артиллерия по самолетам, а идет обыкновенная артиллерийская перестрелка, где-то совсем недалеко — бой. Скоро в артиллерийскую канонаду стала врываться пулеметная и автоматная стрельба.

К генералам зашел помощник коменданта пожилой майор фон Иббах с грустными глазами. В отличие от изувера-коменданта, этот не изощрялся в издевательствах над пленными. В свои шестьдесят лет он без особого рвения исполнял служебные обязанности. На фронте не был, но воевали его два сына. Один погиб под Сталинградом. О втором он ничего не знал.

— Настроение у меня паршивое, — признался он генералам. — Ваши войска вступили в Восточную Пруссию. А у меня пропал сын. И нигде не могу справиться о нем. Никому теперь до нас нет дела.

Как ни странно, но генералы сочувствовали этому немцу.

— Не убивайтесь так, господин майор, — утешал его Лукин. — На войне письма долго идут, возможно, почта плохо работает.

— О нет, у нас почта хорошо работает. Видимо, или убит, или попал в плен. — Он вздохнул, посмотрел из-под седых лохматых бровей на Лукина: — А я знаю, что такое плен.

— Напрасно думаете, господин майор, что русские будут мстить пленным. Мы не фашисты, нам чужды зверства над безоружными солдатами.

— Дай-то бог, — прошептал майор. — Спасибо, господин генерал, вы меня немного утешили.

А на следующий день помощник коменданта явился вооруженным.

— Господа, лагерь эвакуируется! — с порога объявил он. — Больные и раненые могут остаться здесь.

Для генералов это сообщение не было неожиданностью. Они понимали, что лагерь вот-вот эвакуируют. Лишь гадали: куда и когда? И уже строили планы побега во время эвакуации. Споров было много, но генералы Лукин, Сотинский и Пономарев оставались как-то в стороне от этих споров. Все понимали, что тяжелораненые и больные бежать не смогут. Одни смотрели на них с сочувствием и сожалением, другие, узнав об эвакуации, прямо заявили Лукину:

— Михаил Федорович, оставайтесь с Пономаревым и Сотинским. Вам же трудно передвигаться… Через день-два придут американцы.

Генерал молча выслушал этот совет. Все ждали его решения, а он молчал.

— Вы ж понимаете, по дороге всякое может случиться, а тут без хлопот дождетесь американцев, скорее нас домой вернетесь. А нам, возможно, удастся бежать.

— И я свяжу вам руки, — в тон добавил Лукин.

— Если откровенно, то свяжете.

— Михаил Федорович в крепости не останется, — вмешался в разговор генерал Прохоров. — Мы прошли с ним все испытания, пройдем и остальное. Заботу о нем я беру на себя. Он никому не свяжет руки.

Ранним утром колонна военнопленных под охраной небольшого конвоя покинула крепость Вюльцбург.

Лукин в последний раз оглянулся на арочные ворота крепкой каменной кладки, прозванные узниками «райским входом в ад».