Екатерина Брешко-Брешковская - Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873–1920

Жизнь Екатерины Брешко-Брешковской [1]можно назвать воплощением истории целого столетия. Она до сих пор жива и ведет политическую деятельность, [2]однако в ее памяти еще сохранилось то время, когда поход Наполеона на Москву был свежим семейным преданием. Ее старшие родственники были современниками декабристов. Первым политическим событием, отложившимся в ее сознании, стало поражение русской армии под Севастополем. Уже девушкой она вместе с отцом участвовала в подготовке к освобождению принадлежавших им крестьян от крепостной зависимости, а вместе с мужем открыла первые земские школы и библиотеки в своем уезде. У нее на глазах разворачивалось все то, о чем помнили наши деды, и все, через что прошли наши отцы и мы сами.

Бросая из сегодняшнего дня взгляд на поток событий, в которых участвовали или которые засвидетельствовали Брешковская и ее политические единомышленники, как на звенья в цепи, которая вела к катастрофе – крушению империи, – именно в деятельности этих людей мы можем найти ключ к народной трагедии; исходя из их дел, мы способны определить место революционеров в российской истории более четко, чем это было возможно до переворота.

И прежде всего мы должны отдать должное нравственной высоте и исключительной готовности к жертвам, которой отличались русские революционеры – Брешковская и ее современники.

Идеал Чайковского, [3]Кропоткина, Желябова, Перовской, Синегуба, Брешковской и прочих состоял в том, чтобы, выражаясь словами Лаврова из его «Исторических писем», «развивать человеческую личность в физическом, умственном и нравственном отношениях и воплощать истину и справедливость в социальных формах».

С этой страстью к установлению на земле высшей справедливости и истины сочеталось стремление к искупительной жертве для облегчения ужасных страданий низших классов, столь характерное для того поколения революционеров, типичным представителем которых является Брешковская. «Нам казалось, – писал Чайковский, ближайший друг и соратник Брешковской, – что сама история возложила на нас миссию раскрыть людям истину, которая известна нам одним, и тем самым осуществить социальное чудо, освободив людей от страданий и унижений, чтобы иметь возможность сполна приобщиться к образованию и культуре. В этом состоял наш неискупимый долг перед народом – долг, требовавший от нас величайших подвигов во имя спасения народа».

В Западной Европе и Америке подобный идеализм у зрелых людей считался бы непрактичным, романтическим и, возможно, по-детски наивным. Но мы должны помнить, что глубочайшие и самые ужасные детские впечатления русской культурной молодежи из поколения Брешковской были связаны с крепостничеством. На их глазах одни русские продавали других – семьями и поодиночке, ради удовольствия подвергали их телесным наказаниям, насиловали молодых женщин и девушек, а иногда даже травили собаками. Именно подобные впечатления побуждали молодых юношей и девушек из известных и богатых помещичьих семей с таким энтузиазмом «идти в народ», чтобы искупить грехи своих отцов и дедов. И там, в революционном подполье, они находили для себя моральное оправдание, работая рука об руку с детьми рабов, лишь вчера освобожденных от крепостной зависимости, и ведя борьбу с наследственными привилегиями своего класса.

Если крепостное право было опухолью, разъедавшей социальный организм России, то абсолютизм Николая I, доведенный до абсурдной степени, серьезно подорвал политический фундамент империи. Жестокое поражение под Севастополем, произошедшее вопреки всей доблести русской армии, произвело сильное впечатление как на Брешковскую в детстве, так и на все культурное поколение той эпохи. Севастополь стал первым тревожным сигналом не только для самодержавия, но и для всей России – сигналом о том, что время, отпущенное империи, истекает и что для спасения государства требуется конституционная реформа.

В шестидесятые годы, в самом начале «великих реформ» Александра II, практически все культурные люди России были единомышленниками – все желали прогрессивных перемен. В то время еще не разверзлась глубокая пропасть между революционерами, с одной стороны, и либералами – с другой.

Однако, как мы знаем, идиллический период великих реформ – освобождение крестьян, учреждение местного самоуправления, судебная реформа, введение всеобщей воинской обязанности, свобода печати – длился недолго. Имперское правительство, встревоженное добровольной деятельностью прогрессивного общества и не желая объединить отдельные реформы принятием конституции, вскоре вступило на путь реакции. С самого начала семидесятых правительство Александра II – разумеется, действуя не так жестко, как во времена Николая I, – возобновило противодействие реформаторским порывам, даже в чисто культурной сфере, особенно тем, которые исходили от организаций и лиц, стремившихся насадить ростки грамотности и культуры в деревне, только что освобожденной от рабства.

В то время помыслы Брешковской не шли дальше легальной культурной работы в деревне. Вместе со своим отцом, мужем и их соседом Синегубом она всей душой отдалась организации школ, библиотек и больниц в своем уезде.

Но ни в земстве, ни на прилегающей территории Синегуб и Брешковская ничего не добились. Власти, встревоженные слишком быстрым распространением культурных учреждений в деревне, закрыли школы, основанные семьями Брешковских и Синегубов, и запретили им работать среди крестьян. Тогда-то и произошел раскол. Отец и муж Брешковской покорились правительству и остались лояльными либералами, а юная Екатерина и Синегуб долг перед народом поставили выше верности правительству. Они оба начали революционную деятельность, навсегда отказавшись от удобств и привилегий своего социального и экономического положения.

Раскол в семье Брешковской был типичен для прогрессивного российского общества в условиях внезапного возобновления реакционной политики правительства. Не отрицая необходимости дальнейших социальных реформ, русские либералы поставили своей целью борьбу за конституцию в рамках монархии и исключительно методами легальной оппозиции. Революционеры же, не отрицая необходимости борьбы за конституционную реформу ради освобождения народа, планировали добиться ее путем насилия, направленного на достижение радикального социального переворота.

Я стараюсь быть объективным. Право на это мне дает прошедшее с тех пор время, а текущая ситуация в России обязывает к объективности. В те давние годы, в эпоху семидесятых и восьмидесятых, логика российской истории не совпадала с социальной программой, выдвинутой революционерами. В ту пору, несмотря на мрачные прогнозы Кавелина и некоторых других, возможность уберечь Россию от потрясений посредством конституционной реформы еще не была безвозвратно потеряна, хотя следует признать, что для реализации программы либеральных реформ был необходим чрезвычайно решительный революционный темперамент, но его-то ни у либералов, ни у среднего сословия и буржуазии в целом не наблюдалось вплоть до падения монархии в 1917 г.