Сергей Ковалёв - История Рима (с иллюстрациями)

Один случай переполнил чашу терпения. Ганнибал, разорив часть Кам­пании и собрав огромную добычу, собрался вернуться на зиму обратно в Апулию. Фабий решил закрыть своими войсками проходы, ведущие из се­верной Кампании в Самний. Около одного из этих проходов, к которому направлялся Ганнибал, он расположился сам, а проход приказал занять сильному отряду в 4 тыс. человек. Тогда Ганнибал проделал блестящий военный трюк. Ночью карфагенские саперы и копейщики погнали на бли­жайшую к проходу высоту 2 тыс. быков с привязанными к их рогам горя­щими факелами. Занимавший проход римский отряд, видя издали движу­щиеся огни и думая, что это карфагеняне форсируют высоту, бросились туда, оставив проход без охраны. Фабий тоже видел огни, но со свойствен­ной ему осторожностью не рискнул предпринять ночную операцию и ос­тался в лагере. Ганнибал же, воспользовавшись тем, что проход остался открытым, благополучно миновал его с главными силами.

После этого случая сенат вызвал диктатора в Рим под предлогом свер­шения каких-то религиозных обрядов. Главнокомандующим остался Минуций. Теперь он мог удовлетворить свою жажду деятельности. Ганнибал сто­ял в Северной Апулии, занимаясь собиранием запасов на зиму с окрестных полей. Минуцию удалось нанести довольно большой урон карфагенским фуражирам. Это вызвало такой восторг в Риме, что народное собрание спе­циальным постановлением облекло Минуция такими же диктаторскими полномочиями, как и Фабия. Итак, в Риме оказалось два диктатора.

После того как Фабий снова прибыл к армии, она была поделена на две части, каждая со своим командующим, особым лагерем и т. п. Обе части стояли недалеко друг от друга. Ганнибал не был бы самим собой, если бы не воспользовался этим благоприятным для него обстоятельством. Ему ловко удалось вызвать на бой Минуция, упоенного своим недавним успе­хом. Римляне попали в засаду, и армия Минуция была бы полностью унич­тожена, если бы Фабий великодушно не пришел на помощь товарищу.

Этот инцидент показал наглядно весь вред разделения сил. Обе рим­ские армии снова соединились, а Минуций вернулся к своему званию на­чальника конницы.

Когда в конце 217 г. истек шестимесячный срок полномочий Фабия, он передал командование старым консулам [169] Марка Юния Перу с начальником конницы Тиберием Семпронием Гракхом. . Приближалось окончание кон­сульского года. Выборы на 216 г. проходили среди ожесточенной полити­ческой борьбы. Сенаторской партии только с большим трудом удалось провести в консулы своего представителя Луция Эмилия Павла. Вторым консулом демократия избрала Гая Теренция Варрона, сына богатого мясоторговца. Это был опытный политик с большим стажем, пользовавшийся огромным авторитетом у народной массы.

Фигуры консулов 216 г. и их деятельность искажены традицией. Эми­лий Павел изображается как образец римской доблести и благородства, Теренций Варрон — как крикливый демагог, трус и хвастун. В действи­тельности дело обстояло не совсем так. Исход сражения при Каннах, в котором Теренцию пришлось сыграть печальною роль, а еще больше враж­дебная историографическая традиция, идущая от Полибия (историк был другом Сципиона Эмилиана, внука Эмилия Павла), создали слишком схе­матические и контрастирующие образы обоих консулов.

Новым консулам предстояла задача покончить с Ганнибалом. Не толь­ко общественное мнение, но и сенат считали дальнейшее затягивание вой­ны невозможным, так как настроение италийских союзников становилось все более возбужденным. Весной 216 г. Ганнибал из Северной Апулии пе­редвинулся к югу и захватил Канны на р. Ауфиде. Этот город служил важ­ным продовольственным складом для римлян, и его потеря поставила ар­мию в трудное положение. Падение Канн еще более укрепило сенат в его намерении положить конец войне. Новым консулам были даны соответ­ствующие инструкции. Действовавшая в Апулии армия из четырех легио­нов была значительно усилена.

Когда консулы с подкреплениями прибыли на театр военных действий, между ними сразу же начались разногласия. Под Каннами лежала откры­тая равнина, чрезвычайно удобная для действия карфагенской конницы, поэтому Эмилий Павел настаивал на том, чтобы передвинуться дальше к югу и занять позиции на холмах. Теренций же, усматривая в этом рецидив тактики Фабия Максима, настаивал на немедленном сражении здесь же, под Каннами. Эти разногласия были чрезвычайно вредны, так как они ли­шали командование единства воли и отражались на настроении офицеров и воинов. Некоторое время тянулись споры, пока, наконец, Теренций в тот день, когда верховное командование принадлежало ему (консулы коман­довали поочередно), решил дать сражение.

Знаменитая битва произошла 2 августа 216 г. на равнине около Канн.

По вопросу о численности обеих армий в научной литературе суще­ствуют разногласия, отражающие некоторую неясность источников. По­либий (III, 113—114) определенно говорит, что у римлян было до 80 тыс. человек пехоты и около 6 тыс. конницы; у карфагенян — пехоты немного больше 40 тыс., а конницы до 10 тыс. Ливий (XXII, 36) не так категоричен, приводя со слов своих источников разные цифры, в том числе, как макси­мум, и цифру 8 легионов, что вместе с союзниками должно было также составить около 80 тыс. Количество карфагенян он определяет, как и По­либий, в 50 тыс. Поэтому, хотя большинство ученых принимает цифры Полибия, существует мнение, что у римлян было только от 40 до 50 тыс. пехоты, а у Ганнибала — около 35 тыс. (относительно количества конни­цы разногласий нет). Это мнение опирается, кроме Ливия, на общие сооб­ражения. Полагают, что окружение римской армии и почти полное ее унич­тожение были бы невозможны при том соотношении сил, какое дает Полибий. На это можно возразить, что искусное расположение пехоты и чис­ленное превосходство конницы Ганнибала делают его победу теоретичес­ки вполне возможной. Канны не подействовали бы так ошеломляюще на современников и не вошли бы в историю военного искусства как нарица­тельное имя, если бы соотношение сил было более равномерным. Поэто­му нам кажется, что нет серьезных оснований отказываться от цифр Поли­бия.

Труднее решить вопрос, на каком берегу Ауфида, на правом или на левом, происходило сражение. И Полибий, и Ливий говорят о том, что правое крыло римлян примыкало к реке, а фронт был обращен к югу. Если это так, то битва происходила на правом берегу. Но тогда придется допу­стить, что римляне своим тылом были обращены к морю, а это тактически было бы крайне рискованно, и вряд ли римское командование приняло бы бой при таких условиях. Эта кардинальная неясность разбила весь ученый мир на два враждебных лагеря: на сторонников правого и сторонников ле­вого берега. Но так как этот вопрос не имеет принципиального значения, то мы оставим его нерешенным.