Уильям Мак Нил - В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках

С 1590-х Османская империя соперничала с Венецией в деле найма христиан из западных областей Балкан в качестве пехотинцев. См. Halil Inalcik, «Military and Fiscal Transformation in the Ottoman Empire, 1600–1700», Archivum Ottomanicum 6 (1980). Более двух веков после того, как в Западной Европе главенство в военных делах перешло к пехоте, технические и географические условия в регионе к северу от Черного моря все еще благоприятствовали кавалерии. Дешевизна разведения лошадей в степях позволила казакам, чьи боевые качества были хорошо всем известны, стать восточным аналогом швейцарцев. Казаки разделяли военные эгалитарные взгляды швейцарцев и нанимались на службу к правителям соседних земель. В конце концов казаки стали подданными русских царей, предав ранние традиции равенства. См. William McNeill, Europe’s Steppe Frontier, 1500–1800 (Chicago, 1964).

В исламских странах иногда пытались разрешить подобную проблему путем низведения иностранных солдат до положения рабов. Однако солдат-рабов также трудно было держать под контролем, и в ряде государств рабам-военачальникам удавалось захватить власть и основать «династии рабов», в которых власть передавалась не от отца к сыну, а от одного военачальника другому. Самым известным примером была династия мамелюков Египта, правившая в XII–XIX вв. Относительно солдат-рабов см. David Ayalon, «Preliminary Remarks on the Mamluk Military Institution in Islam», in Parry and Yapp, War, Technology, and Society in the Middle East, pp. 44–58; Daniel Pipes, Slave Soldiers and Islam (New Haven, 1981); Patricia Crone, Slaves on Horses: The Evolution of the Islamic Polity (New York, 1980).

Психическое воздействие муштры и новый повседневный уклад действительно делали происхождение и прежний опыт невостребованными на военной службе. Это делает изучение классовых и географических корней солдат достаточно узким в плане научного интереса, хотя в военных исследованиях этим факторам иногда уделяется особое место. Французские историки (вероятно под влиянием марксизма) проявили особую активность в этом направлении, так и не пролив свет на то, что же именно французская армия делала в годы войн и мира. Великим памятником этого жанра является A. Corvisier, L’armee francaise de la fin du XVIIe siecle au ministere de Choiseul. 2 vols. (Paris, 1964).

Стандартизация и рутинизация промышленного производства XVIII в. были впервые внедрены в управлении и снабжении армии в XVII в. В обоих случаях был достигнут одинаковый результат — резкий рост производительности и снижение расходов на каждую единицу. Это утверждение оспаривается (быть может, немного настойчиво) у Jacobus A. A. van Doorn, The Soldier and Social Change: Comparative Studies in the History and Sociology of the Military (Beverly Hills, Calif., 1973), pp. 17–33, Lewis Mumford, Technics and Civilization (New York, 1934), pp. 81 — 106.

Относительно неопределенности в изобретении и внедрении штыка с кольцевой насадкой см. David Chandler, The Art of War in the Age of Marlborough (New York, 1976), pp. 67, 83.

Фитильный спусковой механизм уступил место кремневому ударного действия и, соответственно, упростил процесс перезаряжания (по крайней мере, в лучших европейских армиях). Кремневый ударный механизм был изобретен еще в 1615 г., но несмотря на повысившуюся почти вдвое скорострельность и надежность (33 осечки из 100, сравнительно к 50 из 100 у фитильных ружей) был слишком дорог. Статистика позаимствована у Chandler, The Art of War Chandler, The Art of War Chandler, The Art of War, pp. 76–79.

Более четкое определение ограничивает период его службы веком — от 1730 до 1830 г. Относительно подробностей внесения множества мелких изменений в конструкцию, а также способе, которым Совет по вооружениям разрешал внезапные кризисы, возникавшие при потребности в большом количестве мушкетов, см. Howard L. Blackmore, British Military Firearms, 1670–1850 (London, 1961).

Со 118 млн в 1700 г. население Европы увеличилось до 187 млн в 1800 г.; соответственно, число жителей Англии и Уэльса возросло с 5,8 млн до 9,15 млн в 1801 г. В 1715–1789 гг. население Франции возросло с 18 млн до 26 млн. См. Jaques Godechot, Les revolutions, 1770–1799 (Paris, 1970), pp. 93–95; Phyllis Deane and W. A. Cole, British Economic Growth, 1688–1959; Trends and Structure, 2d. ed. (Cambridge, 1967), p. 103; M. Reinhard and A. Armengaud, Histoire generale de la population mondiale (Paris, 1961), pp. 151–201. Удачное обобщение взглядов ряда исследователей в области демографии относительно скачка численности населения в xviii в. можно найти у Thomas McKeown, R. G. Brown and R. G. Record, «An Interpretation of the Modern Rise of Population in Europe», Population Studies 26 (1972): 345 — 82. По всей вероятности, основной причиной было снижение вирулентности смертельных инфекционных заболеваний (William McNeill, Plagues and Peoples (New York, 1976), pp. 240 — 58).

В 1730 г. султан Мехмет I предпринял попытку укрепления обороноспособности Великой Порты путем заимствования практики христианских держав. Основным проводником этой идеи стал французский ренегат, граф Клод-Александр де Бонневаль (1675–1747 гг.), под именем Ахмет-паша получивший высший в империи пост наместника Румелии. Словно в насмешку, долгожданные успехи в войне против России и Австрии (1736–1739 гг.) не спасли излишне экспрессивного графа от опалы и заключения в 1738 г. Разумеется, руководство войсками было возвращено благочестивым мусульманам, которые с подозрением относились к новомодным штукам и вверяли свои судьбы Аллаху. Толчком ко второй неудачной попытке модернизации послужило появление русского флота в Эгейском море в 1770 г. Французский венгр, барон Франсуа де Тотт (1733–1793 гг.) вначале получил чрезвычайные полномочия для обороны Дарданелльских проливов, а затем предпринял более масштабные усилия по совершенствованию укреплений столицы и модернизации османских артиллерии и флота. Однако де Тотт, не будучи подобно де Бонневалю обращенным в ислам, находился под двойным подозрением — как неверный и как чужеземец. Окончание в 1774 г. войны и возвращение де Тотта во Францию в 1776 г. означало прекращение финансирования этих программ. По Бонневалю см. Albert Vandal, Le pacha Bonneval (Paris, 1885); по де Тотту см. его собственные Memoires de les Turcs et les Tartares (Amsterdam, 1784).

Окраинные государственные образования Ближнего Востока по меньшей мере трижды побеждали центральные — более древние и малые государства: Аккад (ок. 2350 г. до н. э.); Ассирия (ок. 1000 — 612 гг. до н. э.); Персия (ок. 550–331 гг. до н. э.). В истории Средиземноморского ареала за античными Македонией (338 г. до н. э.) и Римом (168 г. до н. э.) следует указать испанское господство в Италии (1557 г.), вкратце рассмотренное в предыдущей главе. Древние Китай (расцвет Цинь, 221 г. до н. э.) и Индия (подъем Магадхи, ок. 321 г. до н. э.), а также ацтеки Мексики и инки Перу следовали по тому же пути. Неудивительно— обладание территориально большей базой, а также заимствованным определенным уровнем организации и технологии означало и большую результативность. Какие бы меры цивилизованный правитель ни предпринимал для защиты своих границ, всегда существовала опасность нашествия полуварварских соседей, жаждавших завоевания древних центров богатства, знаний и технологий.