Роландо Кристофанелли - Дневник Микеланджело Неистового

Поживем - увидим, что принесут козни Ипполита и распри между братьями этому городу, уже и без того испытавшему немало лихих годин.

* * *

В эти дни Новая ризница Сан-Лоренцо наводнена молодыми художниками, коих взял себе в подмогу, вняв советам Климента VII. Сам же я работаю над рисунками для росписи фресками часовни и леплю в воске модели будущих изваяний.

Впервые в жизни вижу себя окруженным таким множеством помощников, которым надлежит работать по моим рисункам и слепкам. Хотя и понимаю, что нужна подмога в столь трудоемком деле, все же мне было бы куда покойнее без этой оравы. Однако силы мои уже не те, и в одиночку справляться с делом стало трудно. Хочешь не хочешь, а приходится считаться с этим. Вот и хожу день-деньской, отдавая распоряжения и делая замечания, особенно тем, кто норовит работать на свой манер. Не терплю отсебятину, а посему художникам со мной не сладко.

Хочу, однако, добавить, что все здесь мнят себя художниками, полагая, видимо, что искусство - это такое же ремесло, как и все прочие, которому можно обучиться, походив несколько месяцев в подмастерьях. Правда, некоторые, поработав немного кистью или резцом, отворачиваются от искусства. Но таковых, к сожалению, гораздо меньше. Все эти, с позволения сказать, художники принесли бы куда больше пользы, катая тачки с песком и камнем. А скольким молодым людям, очарованным искусством и обладающим приятной наружностью, подошла бы роль пажей в аристократической свите! Но они, поддавшись магическому соблазну, растрачивают свои силы и терзают себя понапрасну. И этим юношам, одержимым страстью, невозможно внушить, что искусство - это не блажь, а великое серьезное испытание и дело весьма трудное.

Поскольку никому невозможно запретить заниматься искусством, которое, кроме особой склонности, не требует иных задатков, увлеченность им и приводит сплошь и рядом к весьма плачевным результатам. А посему для меня куда ценнее простой рабочий или пастух, что ходит за стадом и доит коров, нежели любой несостоявшийся художник.

Эти мысли навеяны сегодняшней стычкой с одним наглым великовозрастным детиной, что работает у меня в Сан-Лоренцо. Он не признает никаких замечаний, считая, что вполне справляется с порученным делом. Сегодня я не принял у него работу. Его наглое упрямство меня просто озадачило. Но со мной шутки плохи. Поворчав, он все же вынужден был взять новую мраморную плиту и начать все сызнова. Не стал его прогонять из-за уважения к отцу. Бедняга нуждается в помощи.

На сей раз решил набрать поболе помощников, дабы поскорее закончить работы в Сан-Лоренцо. Хочу при первой же возможности покинуть Флоренцию. Не могу жить в обстановке подозрений и ненависти, постоянно испытывая страх за жизнь. Знаю, что для Алессандро я как бельмо на глазу, а посему у меня немало причин опасаться его.

* * *

Римский соглядатай, который с семьей столько лет занимал мой дом на Вороньей бойне, был выдворен с превеликим трудом стараниями моих друзей, особенно Бастьяно. Но дом оставлен в таком состоянии, что для приведения его в божеский вид придется раскошелиться. Боюсь, что это мне обойдется чуть ли не как сама покупка дома. Маленький сад вокруг стал неузнаваем, но деревья в нем продолжают давать сочные плоды, и друзья дурно поступают, если не лакомятся ими.

Говоря о доме и саде, тут же вспоминаю моих многочисленных кошек, с которыми так любил коротать время. Не знаю, сколько из них осталось в живых. Никто не догадался написать мне о них. Не думаю, что из уважения к моей персоне бывшие жильцы кормили их.

Бастьяно пишет, что жена соглядатая влюблена в меня без памяти и хотела было оставить для меня множество каких-то вещей и безделиц, которые мой друг не принял, и правильно сделал. Если бы несчастная женщина познакомилась со мной, думаю, что она бы тут же остыла. Пусть поболе заботится о собственном муже, хотя он и соглядатай.

В последнее время мной овладела странная форма меланхолии. Живя в какой-то прострации и в полном отрыве от мира, все окружающее я воспринимал в иной, видоизмененной форме. Ничто меня более не занимало, не печалило, но и не радовало. Я перестал даже докучать своим помощникам бесконечными придирками и замечаниями, но и они, видимо, не осмеливались обращаться ко мне. Уставившись в небо, подолгу разглядывал звезды, не испытывая при этом никаких чувств. Даже работы в часовне Медичи утратили для меня всякий интерес, а мраморный Лоренцо с его ироничным выражением и отсутствующим взглядом, казалось, говорил мне: "К чему старанья? Почто ты высекаешь форму из камней?"

Все казалось мне бесполезным времяпрепровождением, и любое намерение я отгонял как пустой обман. Став пленником всего того, чему ранее противился и с чем не соглашался, я перестал понимать суть даже собственных мыслей. Но порою чувствовал себя счастливо отрешенным. Такое, вероятно, случалось во сне, когда я бредил.

Триболо *, который должен был изваять статуи Земли и Неба, слег в горячке. Этот молодой человек, хотя не очень крепкий, но удивительно живой и острый на язык, постоянно веселил своих товарищей по работе. В любом разговоре об искусстве он проявлял незаурядный ум и трезвость мысли. Странным прозвищем Триболо-живодер * он обязан тому, что в детстве своими проказами держал в страхе однокашников и окрестную детвору. Во Флоренции редко кому удается избежать прозвища. Достаточно малейшего предлога, чтобы за тобой навечно закрепилось прозвание, которое заставит забыть имя, данное тебе при крещении. Так, если ты хил и худ, тебя тут же прозовут заморышем. Стоит флорентийцам хоть раз увидеть, как ты слегка припадаешь на ногу, неумело срезав ноготь, как к тебе тут же прилепится кличка - хромой. Не дай бог, если в твое отсутствие жена впустит в дом сына молочника или трубочиста. Любой флорентиец в разговоре с друзьями будет называть тебя не иначе как рогоносцем, твою жену - шлюхой, а дом твой - борделем. Февраль 1533 года.

* Триболо, Никколо деи Периколи (1500-1550) - флорентийский скульптор и архитектор, ученик Микеланджело. Автор паркового ансамбля Сады Боболи во Флоренции, надгробия папы Адриана VI в церкви Санта Мария делл'Анима (Рим), скульптурной группы "Природа" (Лувр, Париж).

* ... странным прозвищем Триболо-живодер - от итал. tribolare истязать, мучить.

* * *

Вчера вечером, когда я приводил дома в порядок некоторые счета, вдруг послышался громкий стук в дверь. Никто не осмелился бы стучать ко мне с такой наглостью, и я тут же подумал, что этот поздний визит сулит какую-то неприятность. При первых ударах в дверь я приказал служанке не отпирать и, пока она застыла, дрожа, у порога, успел из окна разглядеть четырех лошадей, которых держал под уздцы вооруженный солдат. Стало быть, ко мне ломились три визитера. Когда яростные удары вновь потрясли весь дом, вне себя от страха, я приказал трепещущей Анджеле открыть дверь. Каково же было мое удивление, когда среди трех вошедших вооруженных людей я признал Алессандро Вителли, одного из главарей разогнанных черных банд Джованни *!