М Критский - Александр Павлович Кутепов

В фельдфебели Кутепов был произведен, редким порядком: Великий Князь Константин Константинович делал строевой смотр, и после смотра младший портупей-юнкер Кутепов, минуя чин старшего портупей-юнкера, стал сразу фельдфебелем.

- Произведен был, - любил вспоминать А. П., - по-Екатеринински, через чин.

В 1904 году Кутепов окончил юнкерское училище по 1-му разряду. Как фельдфебель, он имел право выбрать изо всего присланного списка офицерских вакансий полк наиболее блестящий или наиболее удобный по своей стоянке, но шла Русско-Японская война, и Кутепов остановил свой выбор на 85-м пех. Выборгском Его Императорского и Королевского Величества Императора Германского Короля Прусского Вильгельма II полку, отправленном в Действующую apмию.

Подпоручик Кутепов, догоняя полк, заехал проститься с семьей.

Дома отслужили молебен, отец благословил сына, расцеловался с ним, но на прощанье ничего не сказал.

- Видимо крепится отец и не хочет меня расстраивать, - подумал А. П. и только через несколько дней, когда догнал полк и стал надевать мундир, чтобы представиться по начальству, в кармане нашел письмо от отца с кратким заветом - "Будь всегда честным, никогда у начальства не напрашивайся, а долг свой перед Отечеством исполни до конца"...

В полку подпоручик Кутепов был назначен в команду разведчиков.

Подпоручика Кутепова на фронте хорошо помнит полковник Шеин.

В его воспоминаниях подпоручик Кутепов рисуется не таким коренастым, каким он стал впоследствии, а более худощавым, юношески подтянутым, с небольшими усиками.

"Только глаза были те же, но в них было меньше грусти, и часто вспыхивали искорки задора.

"Скромного, всегда по форме одетого, подпоручика Кутепова трудно было уговорить выпить одну-две рюмки водки, а о том, чтобы он играл в карты - никто и не слыхал.

"На позициях приходилось наблюдать, с какою уверенностью он ходил по окопам, по ходам сообщений и просто по тропинкам между ними. Он знал каждый бугорок, каждую промоину и канавку и чувствовал себя здесь, как у себя дома.

"Как правило, в ночь, предшествующую разведке целой командой, А. П. производил таковую сам с одним или двумя из своих охотников, тщательно подготовляя будущий успех, и, рискуя собою лично, он старался довести до минимума риск в действиях своих подчиненных. Все его ночные разведки, а они происходили чуть ли не 2-3 раза в неделю, носили отпечаток тщательной подготовки, и потери команды были всегда очень незначительны". (См. Полковник Шеин: "Подпоручик Кутепов", - "Часовой", - No 48.).

Во время одной такой предварительной разведки подпоручик Кутепов с несколькими охотниками незаметно подкрался к японскому часовому, выставленному заставой в 70-80 человек. Зазевавшийся часовой не успел вскрикнуть, как был сбит прикладом одним из унтер-офицеров. Кутепов вскочил, крикнул - ура! - и бросился вперед со своими разведчиками. Японская застава, не ожидавшая нападения, разбежалась. Пулеметы, бывшие при заставе, и почти все ручное оружие были трофеями подпоручика Кутепова.

За это дело каким-то образом высшую офицерскую награду получил не подпоручик Кутепов, а его непосредственный начальник, который даже не участвовал в этой разведке.

А. П. об этом никому не говорил ни слова, но по окончании войны, когда он был уже в Преображенском полку, один из офицеров Выборгского полка в разговоре с солдатами выяснил истинную картину лихой Кутеповской разведки. Немедленно было возбуждено дополнительное ходатайство о награждении подпоручика Кутепова орденом Св. Георгия, но это представление запоздало на 2-3 дня, так как за день до поступления этого представления в высшую инстанцию последовал Высочайший указ о прекращении дополнительных награждений за Японскую войну.

Однажды об одной из своих разведок подпоручик Кутепов делал доклад в присутствии германского Принца, и был им награжден боевым орденом Германской Короны с мечами и на ленте Железного Креста.

Принц приезжал в Действующую армию, чтобы поблагодарить полк за принесенное поздравление своему шефу с серебряной свадьбой.

На фронте подпоручик Кутепов особенно сдружился тоже с одним подпоручиком - Максимом Леви или голубоглазым Максом, как все его называли. А. П. знал Макса еще юнкером. Они вместе учились, по одной дороге ездили на каникулы, но боевая обстановка их сблизила еще теснее.

Среди Манджурских сопок, в дни затишья, два молодых друга веселились, как могли. В праздники оповещали г.г. офицеров, что у них назначен бал. Спешно к нему готовились - сами варили пельмени, жарили пирожки с мясом или вареньем, приглашали полковую музыку, и после ужина около фанзы по утоптанной площадке, расцвеченной китайскими фонариками, кружились пары юных офицеров.

А в темные вечера рассказывали друг другу о своих семьях и мечтали. Макс, временно заменявший командира роты, говорил, что он с такой доблестной ротой обязательно возьмет неприятельскую батарею и получит Георгия.

С друзьями в фанзе жили еще два подпоручика. Накануне Мукденского боя, кто-то спросил:

- Интересно, господа, кто из нас выйдет невредимым из завтрашнего боя?

И все небрежно ответили, что вряд ли выйдут из этого боя не поцарапанными. И не ошиблись, все были "поцарапаны", только один Макс не угадал. Пулей в висок он был убит наповал.

Узнал А. П. о смерти своего друга, спросил адрес матери Макса и послал ей горькую весть о гибели ее сына. В своем письме он писал, как они жили вместе с Максом, какие устраивали вечеринки, где Макс был душою общества, каким общим полковым любимцем был ее сын, и как все наслаждались его пением... Писал про мгновенную и безо всяких страданий его доблестную смерть, и что Мукденский бой оказался для Макса первым и последним. Написал и то, что узнав о смерти Макса, он не хотел этому верить - "я тогда пережил знакомое мне чувство. Оно было у меня, когда я неожиданно, еще гимназистом, узнал о смерти матери".

После войны А. П. приехал к матери Макса, познакомился с ней, сказал, что всех родных Макса давно знает со слов своего друга и считает их себе близкими. Рассказывал о жизни Макса на войне со всеми подробностями, понимая, что каждая мелочь дорога для сердца матери. Передал ей горсть манджурской земли с могилы сына и не забыл даже сестренки Макса, привез ей в подарок китайские украшения и отдал, конфузясь: "Макс так любил Зиночку, сам он не смог привезти, так я привез".

И с тех пор он постоянно заезжал в Новгород к семье Макса, а однажды сказал г-же Леви: "у вас нет сына, а у меня нет матери".

"Так мало слов и так много было в них вложено", - пишет г-жа Леви.

И куда бы судьба ни забрасывала Александра Павловича, всегда он помнит о матери своего убитого друга и шлет ей письма. Их целая пачка. Первое письмо помечено - "Сторожевая сопка" - февраль 1905 года, а последнее - "Париж" - 23 января 1930 года.