Николай Киселев-Громов - Лагери смерти в СССР

— Влетай в барак пулей!

В бараке заключенные встречаются с непосредственными новыми начальниками,— с дневальными. Дневальные-это бывшие мелкие «сексоты» ОГПУ до заключения, а теперь — «осведомители» ИСО и чекистов-надзирателей. Они один из тех многих винтиков сложного СЛОНовского механизма, без которого надзирателям трудно было бы выполнять СЛОНовские лесозаготовительные и иные программы. Ежедневно дневальнные «стучат» (т. е. доносят) чекистам на заключенных и правду и неправду.

Хочется, чтобы читатель яснее почувствовал всю тяжесть пути заключенных от станции до командировки. Раскажу поэтому один из памятных мне эпизодов.

В ноябре 1929 года, из первого отделения СЛОН было направлено на командировку «Великий остров» двести человек заключенных. Партию сопровождали четыре чекиста-надзирателя со старшим по конвою Леоновым Петром. Вот, что рассказывал Леонов в ИСО по возвращении из командировки;

— До станции Пояконда (Мурман. жел.дор.) — «шакалов» довез благополучно. На Пояконде высадил, накормил на командировке пшеном и через полчаса погнал на "Великий остров". До деревни "Черная Речка" все шакалы, кроме троих, дошли благополучно. Трое, в рот иодом мазанных каэров, ослабели и стали отставать от партии. Но я все таки догнал их до "Черной Речки". Но когда погнал партию от "Черной Речки" дальше, — тут началась мне с ними беда; то один, то другой шакал стали отставать от партии. Упадет, паразит, на землю и плачет. "Не могу, — говорит, гражданин начальник, итти, ей-Богу, не могу, сил нет...Из Ленинграда, гражданин начальник, нас отправили—дали в тюрьме по куску хлеба,—ей-Богу, не больше килограмма, и по четыре воблы ...Говорит, а сам плачет.—" Трое суток мы ехали до Попова острова, — два раза дали только воды...Гражданин начальник, клянусь детьми: ей-Богу, не могу итти, хоть убейте!"-и плачет, паразит. Я и так, и сяк с ним: "Скоро, говорю, дойдем до командировки". А он, паразит: "Убейте, говорит, лучше меня, гражданин начальник! не могу итти..."

Думал—думал я, что мне с ними делать, и решил: взял одиннадцать человек каеров и одного попа и заставил их нести этих паразитов-два человека за руки, а два за ноги. Взяли и понесли.

Прошел я от "Черной Речки" пять километров, а всего значит, от Пояконды пятнадцать и — новое дело. Уже не трое шакалов, а целых семь попадали и плачут „Гражданин конвоир, хоть убейте, не можем итти, нет сил, отощали"... Я заставил и этих нести... Кругом лес, идем по колено в снегу, дороги, как следует, я не знаю; наступила ночь, — на три метра ничего впереди не видно... Слышу мои шакалы начинают плакать. Бросают свое барахло, сундуки, котелки; снимают с себя верхнюю одежду и тоже бросают по дороге. Ослабели. Что, думаю, делать?..

Взял и остановил всю партию. "Партия, стой," — кричу, а сам не знаю, где у меня передние: партия растянулась чуть не на километр. Остановил, стянул всех в кучу. — "Ну, говорю, — отдыхайте, разводите костры". Развели мои шакалы костры, погрелись, отдохнули, попили кипятку и через час опять двинулись в путь.

Не прошли и пяти километров, как трое шакалов опять упали на землю. "Не можем, говорят итти, гражданин конвоир, лучше убейте, дальше итти не можем"... Попробовал я гнать их прикладом-ничего не выходит. Произвел над их головами четыре выстрела из винтовки, — не помагает; лежат, паразиты, и просят "Убейте лучше, гражданин начальник, дальше итти не можем".

— "Оставайтесь, говорю, загинаться в лесу", и повел других. Всю ночь шел с шакалами только к утру дошли до "Великаго острава". Переправил на лодках: всех шакалов, отдохнул и на другой день пошел за теми тремя паразитами, что остались в лесу. Долго я их искал, наконец, нашел. Один шакал снял лапти и залез вкопну сена, двое других, видно, развели костер, постелили под себя еловые ветки и уснули. Костер потух и они окоченели... А тот шакал, который залез в копну сена, остался жив. Я вызвал с "Великого острова" лодку, посадил его и доставил на командировку Пояконда.— Товарищ Рощупкин, как мне теперь поступить? Написать вам рапорт о том, что эти два шакала загнулись? —спросил Леонов помощника начальника ИСО... Рапорт был написан. Рощупкин, в свою очередь, настрочил рапорт начальнику лагерей: "Прошу, писал он, вынести в приказе по СЛОНу благодарность стрелку Леонову Петру за проявленную энергичность и инициативу во время сопровождения партии заключенных на командировку Великий остров"... Прошло дня два и в приказе по СЛОНу была об'явлена Леонову благодарность с выдачей ему 10 руб. награды.

Приказы с благодарностями за "проявленную энергичность и инициативу" читаются всем чекистам-надзирателям. О таких подвигах потом пишут и в чекистских стенных газетах, и в ежемесячных журналах, издающихся при каждом отряде Военнизированной Охраны: в них Леоновы расхваливаются и превозносятся до небес. А чекисты-надзиратели уясняют себе "целевую установку" ОГПУ по отношению к заключенным СЛОНа: не щадить шакалов, потому что спецотдел пришлет их сколько угодно, а заботиться прежде всего о том, чтобы заключенные, как можно скорее прибывали на место работ.

Заготовка леса.В дремучем карельском лесу, летом окруженные сплошными болотами, а зимой обледенелые и занесенные сугробами снега, стоят два-три барака для заключенных, небольшой деревянный домик для чекистов-надзирателей и, непременное приложение, — "крикушник" (т. е. карцер). Это-одна из лесозаготовительных командировок СЛОНа.

Бараки сделаны из сырых тонких бревен, между которыми положена моховая прокладка, и на пол метра сидят в земле. Крыша плоская. Сделана она из тонких сырых жердей и покрыта еловыми ветвями. Пол земляной. В бараке два яруса нар из тонких жердочек. Зимой, от тепла в бараке, снег на крыше тает и заключенных, спящих на верхних нарах, мочат капли воды протекающие сквозь щели между жердями.

В бараке на 400-500 человек 3-4 маленьких тусклых окошечка и две небольшие железные печки, которые зимой топятся всю ночь. Никаких столов и приспособлений для сиденья в бараке нет. Кружки, ложки, чайники, сундучки с тряпками — все это лежит тамже, где заключенный спит: или под головой, или, если есть место, на гвоздях на стене, над его головой. Грязь, неимоверная вонь, вши, клопы, холод... Вонь в бараках так сильна, что чекисты — надзиратели никогда в барак не заходят, В бараке на 400 — 500 человек горит не более двух маленьких лампочек. Стекол к ним на командировках обычно нет и лампочки горят без стекол. Дневальные то и дело выкручивают фитиль —так как иначе огонь тухнет. Когда заключенный утром встает, у него в носу копоть, как вдымовой трубе, Чтобы умыться, надо взять свою кружку и итти во двор и там где нибудь на пне, умываться изо рта. Мыло заключенный должен иметь собственное, так как СЛОН его не выдает. Не выдаются и постельные принадлежности; заключенные спят в одежде, настелив на нары еловых ветвей. Во сне их холодит пробивающийся в щели стен ледяной полярный ветер, вши немилосердно едят их измученные в работе тела. Пробуждаясь от холода, они соскакивают с нар, бегут к топящейся железной печке, немного греются и опять идут "спать"...