Николай Киселев-Громов - Лагери смерти в СССР

Положение больного заключенного в СЛОНе ничем не отличается от положения пассажира тонущего парахода: как тот, так и другой зависят от счастливого случая.

На командировке имеется лекпом, обычно в медицине невежественный. Встречаются, конечно, и знающие, но они действительной помощи больному оказать не могут: нет инструментов, медикаментов, перевязочных средств, приспособленного помещения. На любой СЛОНовской командировке найдется, не более 200 грамм иода с полсотни порошков от головной боли, столько же от болей желудка, несколько бинтов, сделанных из выстиранных старых рубашек грубой желтой бязи и это все. Приемного покоя нет. Сами лекпомы, в большинстве случаев помещаются в общем бараке с заключенными. Заболевший заключенный как правило, переводится на 300 граммов хлеба и должен лежать на голых нарах смрадного, сырого, и холодного барака. Обычно он лежит на подстилке из еловых ветвей в своей одежде, если она не отобрана для раздетых. В лазарет или штаб отделения чекисты — надзиратели его не отправляют. Причин к тому много: 1) на командировке, где работает 500-600 человек заключенных, имеется не более 8-9 надзирателей. Чтобы отправить больных в лазарет отделения, нужно оторвать, по крайней мере, одного надзирателя, а «это отражается, говорят СЛОНовские чекисты, и на охране командировки, и на производственном плане». Кроме того, командировки имеют от инспекции охран директиву, по которой чекист — надзиратель должен работать не более 8 часов в сутки. Значит, если с командировки уйдет надзиратель, другим придется работать за него. 2) Чтобы отправить больного в лазарет, надо также оторвать от работы по крайней мере двух заключенных, которые бы повезли его на ручных санях до железной дороги. Кроме того: чекист—надзиратель командировки, откуда отправляется больной должен сопровождать его по железной дороге, а кто же будет конвоировать обратно на командировку тех заключенных, которые привезли больного! Некому. 3) Нет достаточного числа коек в лазаретах. При 3-м, например, отделении СЛОНа, в котором около 80.000 заключенных, имеется «лазарет» всего на 40-50 человек. Помещается он в грязном и холодном бараке, заарендованном отделением СЛОНа у Мурманской жел. дороги. Все тяжело-больное заключенные СЛОНовских командировок остаются поэтому на месте и ждут своей участи. Если у заключенного нет повышенной температуры eго выгоняют на работу в лес.

Только ничтожная часть больных и саморубов спасается от смерти; остальные мрут на командировках, как мухи осенью. Товарищи, по приказанию чекистов, снимают с них одежду, белье и голыми бросают в большие ямы-могилы. Этих ям-могил на территории СЛОНа многие тысячи. Каждой осенью на всех командировках они предусматрительно заготовляются «впрок» на зиму. Ими заканчивается многострадальный путь СЛОНовских заключенных. Над ними мне всегда представлялись громадные торговые пароходы, груженные советским экспортным лесом для Европы и Америки...

Переписка.Заключенный СЛОНа в сильной мере лишен возможности как писать письма домой, так и получать их и посылки из дому. Если он не получает из дому денег, то он не имеет возможности купить марку для письма; доплатных же писем посылать нельзя: в СЛОНе есть соответственный приказ. Для того, чтобы все таки послать письмо родным, такие заключенные делают «экономию» хлеба и потом продают его или выменивают на марку, лист бумаги и конверт. Получаемые на его имя от родных доплатные письма ему не выдаются, если он не может их выкупить. Если приходит на его имя посылка, а он находится в это время на Конд-острове, или на острове Соловки, или на Мяг-острове, то он должен заплатить 20 копеек за доставку посылки на данный остров на пароходе; если у него 20 копеек нет, то и посылку ему не выдадут. Но даже и посылая письмо, оплаченное маркой, заключенный еще не может быть уверенным в том, что оно его родными будет получено: есть много заключенных, письма которых ИСО, по директиве Лубянки 2, уничтожает. Другие заключенные официально лишены права переписываться на определенный срок — на три месяца, на полгода и на год за то, что они неосторожно написали родным о тяжести своей страшной жизни в СЛОНе. Бывают и другие причины, по которым письма заключенных не доходят. Сплошь и рядом случается, что сотрудники ИСО, работающие в цензуре— уничтожают письма заключенных, чтобы воспользоваться почтовыми марками. Этим отличался в 1928 году Николай Самойлов, заведывающий цензурой. Ему не хватало денег для содержания своей любовницы и сотрудницы Бурухиной [6] [6] Бурухина-замечательной красоты молодая девушка. Лубянка 2 решила использовать ее красоту и заствила работать у себя секретной осведомительницей. Чекисты сумели поместить ее прислугой в какое-то консульство в Москве (кажется Латвийское). Там она выполнила секретные задания иностранного отдела ОГПУ, но вскоре в пьяном виде, проговорилась о своих негласных занятиях и коллегия ОГПУ сослала ее в СЛОН. и он уничтожал более половины писем, марки с них продавал и на вырученные деньги пьянствовал с Бурухиной. Когда об этом стало известно высшему начальству, Самойлова только сняли с работы в цензуре и назначили на должность начальника охраны Конд-острова.

К моменту моего ухода за-границу, Самойлов находился на службе во втором отделении СЛОН, на Майгубе, на должности помощника начальника охраны.

«Крикушники».«Крикушник» —это карцер и самое распространенное в СЛОНе место и форма наказания, если не считать битья. В СЛОНе их имеется 873, т. е. столько же, скоько и командировок. «Крикушником» карцер называется здесь потому, что посаженный в него заключенный кричит: зимою он замерзает, а летом его, голого, немилосердно грызут милионы комаров и мошкары. Сажая в крикушник, заключенных всегда раздевают — и зимой, и летом.

«Крикушник» небольшой сарайчик, сделанный из тонких и сырых досок. Доски прибиты так, что между ними можно просунуть два пальца. Пол земляной. Никаких приспособлений ни для сидения, ни для лежания. Печки тоже нет... Если бы сказать начальнику командировки, что нужно в карцер поставить хоть какую-нибудь печку, он ответил бы страшной руганью и хохотом. — «В крикушник печку! Ха-ха-ха... Ха-ха-ха»!.. смеялся бы чекист: — «вот так номер!.. В крикушник печку, говорит, надо!.. Что же это будет за крукушник, если в нем будет печка? В таком крикушнике «шакалам» рай! Все шакалы сами будут проситься в такой крикушник: триста грамм хлеба, не работать и печка, — чего же еще надо»!

В последнее время, в целях экономии леса, начальники командировок стали строить «крикушники» в земле. Вырывается глубокая, метра в три, яма, над нею делается небольшой сруб, на дно ямы бросается клок соломы и «крикушник» готов.