Михаил Геллер - Утопия у власти

Утверждения Лепешинского в середине 20-х годов выражали пожелания большевика и не отражали всю действительность. Деревня, а подавляющая часть населения жила в деревне, оставалась оплотом старых авторитетов, старой морали. Литература этого времени показывает, что «новая мораль», прежде всего в форме «свободной любви», проникает в деревню через комсомольские ячейки. Их влияние, однако, остается в этот период незначительным.

Не умирала религия, хотя идет ожесточенная борьба с ней. Разрушаются церкви, арестовываются священники, нарастает антирелигиозная пропаганда. С 1922 года работает издательство «Атеист». С 1923 г. публикуется, выходящая раз в 5 дней, газета «Атеист» и ежемесячный журнал «Безбожник у станка» , публикующий карикатуры, напоминающие своей грубостью антисемитские карикатуры гитлеровских изданий. 7 февраля 1925 года Емельян Ярославский, руководитель антирелигиозной пропаганды в стране, основывает Союз воинствующих безбожников. Союз выпускает массовый журнал «Безбожник» , рассчитанный на пропагандистов.

Борьба с православной церковью облегчалась благодаря сохранившемуся в ней расколу и неурядицам в верхах патриаршей церкви. В декабре 1926 года был арестован Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий, сосланы другие епископы. Освобожденный в марте 1927 года митрополит Сергий получает разрешение на продолжение деятельности и в июле публикует «Декларацию», которая, по словам историка «превращает церковь в активного союзника советского правительства». Большинство клириков и верных, — продолжает историк, — «поняли, что этот грех был необходим для спасения церкви от смерти». Епископы, сосланные на Соловки, не одобряя принцип «Декларации», призвали сохранять единство церкви. Несмотря на «духовно-нравственную катастрофу» Русской церкви, религия продолжает оставаться преградой на пути к разрушению общества, к созданию «нового человека». Религия продолжает оставаться традиционной моделью, существование которой рядом с новой моделью человека позволяет делать сравнения, выбирать. Но партия не складывает оружия. «Подавили ли мы реакционное духовенство? — спрашивает товарищ Сталин в 1927 году. И отвечает: — Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано. Антирелигиозная пропаганда является тем средством, которое должно довести до конца дело ликвидации реакционного духовенства». Сталин объясняет положение американской рабочей делегации, но не добавляет, что кроме пропаганды, «дело ликвидации» ускорялось активным вмешательством органов.

В «годы ожидания» существует еще одна возможность сравнения: продолжает оставаться открытой форточка на Запад. С конца 1922 г. выезд заграницу на определенный срок становится явлением распространенным: выезжают по делам инженеры, советские торговцы и нэпманы, но выезжают и писатели, артисты, ссылка за границу становится наказанием для опальных партийных деятелей. Запад был всегда для русских местом привлекательным и враждебным; в эти годы, однако, он становится значительно более свойским: там существует огромная колония эмигрантов. Поощрение советскими властями сменовеховских тенденций выражается в создании газеты «Накануне» , редакция которой находилась в Москве и Берлине, в разрешении советским писателям публиковать свои книги в Москве, Берлине, Праге, Риге. Встречи с эмигрантами прямо не запрещались и не карались после возвращения советских граждан на родину. Кинопрокатные организации, в поисках прибыли, охотно покупали заграничные боевики. И «Правда» , помещавшая на последней странице рекламные объявления о новых фильмах, тоже в поисках прибыли, не стеснялась печатать портреты Асты Нильсен и Мэри Пикфорд. Непременным аттракционом советских фильмов становятся сцены буржуазного разложения на Западе, преимущественно в «эмигрантских кабаках». И в театрах зрители с удовольствием созерцают, как живет «разлагающаяся, но все еще прекрасная заграница». Партийные деятели ведут оживленную полемику с эмигрантскими политиками, литературные критики пишут о книгах эмигрантских писателей. Тон полемики и критики грубый, злой, насмешливый, победители издеваются над побежденными. Но эмиграция остается в определенном смысле частью жизни советской республики: ее ругают, над ней издеваются, но ее побаиваются. В свою очередь, эмиграция жадно прислушиваясь ко всему, что происходит на родине, менялась под влиянием советских идей, но и влияла на советскую идеологию

Эмиграция была верным отображением русской дореволюционной жизни с ее многочисленными политическими партиями, группировками, религиозными, философскими, литературными течениями. Революция и гражданская война, поражение и необходимость покинуть родину ожесточили взгляды, усилили непримиримость к противникам, укрепили догматизм. Один из важнейших уроков гражданской войны — поражение антибольшевистского лагеря в результате отсутствия внутри него единства — не был учтен. Оказавшись в эмиграции, политические деятели ведут борьбу прежде всего между собой, одна партия с другой.

Пример подает церковь. Осенью 1921 года в югославском городке Карловцы собирается Собор зарубежной церкви. Группа монархистов добивается провозглашения от лица собора «законного царя из Дома Романовых». Часть присутствующих протестует, считая это «вмешательством в политику, не допустимым на церковном собрании».

Патриарх Тихон в 1922 году осудил Карловацкий собор за политическую деятельность и передал власть в зарубежной церкви митрополиту Евлогию. Большинство эмигрантов считало, что церковь в изгнании должна быть связана с московской патриархией. В 1926—1927 годах происходит раскол, большинство епархий Западной Европы признает юрисдикцию митрополита Евлогия, епархии на Балканах, Ближнем Востоке, на Дальнем Востоке переходят в юрисдикцию митрополита Антония, сторонника решений Карловацкого собора.

Распри раздирают монархическое движение: ведут борьбу две тенденции — абсолютистская и конституционная, и два претендента Николай Николаевич — дядя Николая II и Кирилл Владимирович — внук Александра II, двоюродный брат последнего царя.

В августе 1922 года Кирилл Владимирович объявляет себя законным претендентом, большинство монархистов выбирают вождем Николая Николаевича, оставляя решение вопроса о троне на будущее, после возвращения в Россию. Программа монархистов сводилась к необходимости вторжения в Россию новой добровольческой армии. Залогом успеха они считали финансовую и может быть военную помощь заграницы.

П. Н. Милюков, организатор и идеолог Республиканско-Демократического союза, категорически отвергал использование иностранной помощи: «Я не знаю, как мы вернемся в Россию, — говорил он в 1925 году, — но я знаю, как мы не вернемся», имея в виду: не вернемся в обозе иностранной армии. В период НЭПа Милюков приходит к выводу, что в России эволюция произойдет в результате дальновидной политики советского правительства, вынужденного перейти от разрушения к реконструкции производственных сил страны. Лидер Республиканско-Демократического союза не предлагал программы действия, возлагая надежды на исторический процесс, который приведет к тому, что сам русский народ свергнет гнетущий его режим.