Андреас Дорпален - Германия на заре фашизма

Что касается социал – демократов, они не могли прибегать к имени президента так свободно, как их буржуазные коллеги, но они тоже верили, что маршал не позволит уничтожить конституционный порядок. «<���Вы можете быть уверены, – успокаивал Брейтшейд своих товарищей по партии после назначения Гитлера канцлером, – что в кабинете остались люди президента, чтобы ограничивать и сдерживать господина Адольфа Гитлера – человека, который желает править сам». Даже по прошествии нескольких недель социалисты не отказались от надежды, что Гинденбург и Папен вмешаются и прекратят террор, которому подверглась их партия. 25 февраля «Форвертс» писала: «Президент имеет право назначать и увольнять канцлера. Право увольнения никто не отменял».

Эта мистическая вера в Гинденбурга пережила даже массовую отправку социалистических лидеров в концентрационные лагеря, увольнение социалистических правительственных деятелей, уничтожение профсоюзов и насильственный роспуск партии в июне того же года. Через три дня после этого события один из ссыльных лидеров на пресс – конференции в Праге заявил: «Рейхсвер – это сфинкс. Он все еще считается надежным инструментом в руках президента, а будущие намерения Гинденбурга – непостижимая тайна».

Насколько неоправданной была эта вера, стало очевидно в тот судьбоносный февральский день, когда запылало здание рейхстага. Вопрос, кто его поджег, не слишком важен, поскольку с точки зрения истории ответ на него имеет лишь второстепенное значение. Важно политическое использование этого пожара нацистами. Несмотря на все попытки испугать и парализовать оппозиционные партии, все еще не было гарантии, что новое правительство получит поддержку большинства рейхстага. Гитлер не сомневался, что огонь все изменит. Он объявил кабинету о своей уверенности в том, что правительство получит 51 % голосов. Однако он не был готов, по его заверению, рисковать своими надеждами из – за страха немецкого народа и потому предложил «жестко свести счеты» с коммунистической партией, которая не должна находиться под защитой закона. Поэтому он потребовал, чтобы был подготовлен декрет, защищающий людей от коммунистической опасности.

Вскоре Фрик зачитал кабинету проект декрета. Он приостанавливал действие большинства конституционных свобод и давал право министру внутренних дел рейха временно брать на себя обязанности государственного правительства, если общественный порядок не поддерживается должным образом. Никто не выдвинул возражений против первой части, хотя ее положения могли быть применены к каждому, и не были предусмотрены средства для предотвращения злоупотреблений. Также никто не подверг сомнению необходимость таких далеко идущих мер. Папен, только что подтвердивший обещание президента о недопущении интервенции в Баварию, заметил, что вторая часть вызовет протесты южногерманских государств, – лучше обсудить с ними предлагаемые шаги. Гитлер возразил, что некоторые правительства не принимают необходимые меры. В конце концов было внесено небольшое изменение, дающее право на интервенцию в том случае, если государство не принимает необходимых мер. В тот день кабинет собрался еще раз, чтобы обсудить окончательный текст декрета. Папен снова поднял вопрос о вмешательстве во внутренние дела государства и заявил, что, по его мнению, право принятия окончательного решения о вмешательстве должно принадлежать президенту. Гитлер категорически возразил, и Папену удалось добиться лишь того, что решение было оставлено за правительством, а не за министром внутренних дел.

Гинденбург подписал декрет в тот же день. Хотя этот документ отменял на неопределенное время большинство гражданских свобод, не давая никаких законных гарантий, предусматривал право на обыски и конфискацию собственности сверх установленных ограничений, президент ни минуты не сомневался. Гитлер объяснил, что этот декрет является оружием необходимым, чтобы сокрушить коммунистов, и ни Папен, ни Мейснер не высказали возражений. Почему они молчали, сказать трудно. Вряд ли Гинденбург осознавал, что делает то, от чего сам же всегда предостерегал: дает Гитлеру в руки право терроризировать страну и обращаться со своими противниками по собственному разумению. Президент даже не попытался отстоять свое право принимать решение о вмешательстве во внутренние дела других государств, хотя всегда тщательно следил за выполнением всех президентских прерогатив. Гитлер же, со своей стороны, использовал имя президента, чтобы скрыть факт закрепления своего правления. Хотя декрет был принят как временная чрезвычайная мера, он оставался в силе до последнего дня нацистского режима.

Немецкие избиратели не отдали Гитлеру большинства голосов на выборах 5 марта, и это несмотря на запугивание, репрессии и открытый террор, которому подверглись антинацистские силы. Нацисты собрали 5,5 миллиона голосов – 43,9 %. Это было существенно больше, чем во время ноябрьских выборов, но намного меньше, чем они ожидали. Учитывая методы, используемые нацистами, число их противников было намного больше, чем могло показаться.

В сравнении с успехом нацистов неудача «Боевого фронта» была весьма впечатляющей. Хотя он получил на 200 000 больше голосов, чем Немецкая национальная партия в ноябре, но при этом доля его голосов снизилась с 8,3 до 8 %. Имя Гинденбурга ожидаемой пользы не принесло. Большое число бойцов «Стального шлема», как с грустью отметил Папен, проголосовало за фюрера, а не за президента Гинденбурга. Из нескольких избирательных округов, в которых нацисты получили большинство, первым оказалась родина Гинденбурга – Восточная Пруссия (56,5 %). Доля голосов, отданных «Боевому фронту», снизилось с 14,4 до 11,3 %. Немецкая народная партия – другая «партия Гинденбурга» – потерпела поражение и в абсолютном, и в относительном выражении. Она потеряла 230 000 голосов (примерно 1,3 своих ноябрьских сторонников), а ее доля снизилась с 1,9 до 1,1 %.

Потери «Центра» и Баварской народной партии оказались умеренными (с 11,9 до 11,7 % и с3,1 до 2,7 %), а «Центр» даже набрал на 200 000 голосов больше, чем на ноябрьских выборах. Социал – демократы остались «при своих» в численном выражении, но потеряли 10 % общего числа голосов. Учитывая большие трудности, с которыми партия столкнулась во время выборов, это было замечательное достижение. Коммунисты потеряли 1 100 000 голосов (или почти 20 %), но даже их поражение нельзя было назвать сокрушительным.

И все же эти цифры являлись обманчивыми, потому что больше не отражали истинного соотношения сил. Даже если Гитлер не получил большинства (только 44,5 % мест в рейхстаге), он к тому времени был достаточно силен, чтобы остаться у власти, вне зависимости от результатов выборов. Более того, Гитлер, ради сохранения имиджа, приветствовал то обстоятельство, что вместе с голосами «Боевого фронта» правительство располагало большинством в рейхстаге. Он сделал это тем более охотно, поскольку «Боевой фронт» был слишком слаб, чтобы оказывать сдерживающее влияние на кабинет. Неудивительно, что нацистская пресса незамедлительно объявила выборы 5 марта полной победой нацистов.