Андреас Дорпален - Германия на заре фашизма

Тем не менее сохранялось впечатление, что республика с Гинденбургом в роли капитана твердо встала на ноги. Учитывая этот неоспоримый факт, все большее число консервативных элементов отказывалось от надежды реставрировать монархию в ближайшем будущем. Росло убеждение, что искать убежище в жестком обструкционизме себе дороже. Часть аграрного крыла немецких националистов пригрозила отколоться от партии, когда лидеры отклонили законодательное урегулирование вопроса о королевской собственности. Эта же группа была готова согласиться с ведением иностранных дел Штреземаном. Продолжающаяся оппозиция представлялась им бессмысленной, потому что лишала их влияния на правительственную политику и отгораживала от власти. Но все же главным образом практические соображения – высокие тарифы и рост кредитов – привели к изменению их отношения, а вовсе не присутствие Гинденбурга в президентском кресле, хотя его присутствие делало подобные перемены в их позиции более благовидными.

В промышленных кругах тоже появилась тенденция установить modus vivendi с республикой. Это желание было открыто высказано известным рейнским промышленником Паулем Сильвербергом на ежегодной встрече Немецкого промышленного союза, объединявшего ведущих предпринимателей страны. Сильверберг признал, что бизнес пришел к приятию нового государства и его конституции, и выразил уверенность, что стабильное правительство невозможно без активного участия промышленников. Не все промышленники разделяли точку зрения Сильверберга, но его речь была заранее одобрена советом директоров союза и стала большим, чем выражение частного мнения. Аналогичные мысли нашли свое отражение в выступлениях Карла Дуйсберга – президента союза.

Изменение отношения правых было также отражено в упадке военизированных организаций: многие из них были распущены из – за отсутствия фондов, так как их радикальная деятельность стала нежелательной для промышленных и аграрных спонсоров, и они значительно снизили или вообще прекратили финансирование. Банки потребовали возврата ссуд на основании того, что националистские демонстрации подвергали опасности экономическую стабильность государства. Такие организации, как Земельный союз, решили, что могут более эффективно отстаивать свои интересы, применяя законные парламентские методы. «Год 1926–й был не из благоприятных для отечественного патриотического движения», – отметил в своем ежегодном обзоре один из его лидеров, граф фон дер Гольц. Наблюдалась постепенная деморализация «национальной» точки зрения благодаря умелой пропаганде оппозиции. В этом утверждении заключался намек на вину Гинденбурга, который не сделал ничего, чтобы остановить эту тенденцию. В своем докладе Гольц лишь изредка упоминал имя маршала, в основном обходя его деятельность молчанием. Годом ранее Гольц выступал против кандидатуры маршала, и теперешняя пассивность президента была для него своего рода оправданием. Он лично и люди, для которых он говорил, могли испытывать некоторое удовлетворение потому, что их сомнения в президентской квалификации Гинденбурга полностью подтвердились. Лидер «Стального шлема» Франц Зельдте в своем обращении к съезду, собравшемуся в мае 1927 года, сказал: «<���Мы все еще ждем сильного лидера или великого государственного деятеля, готового повести нас вперед. <..> «Стальному шлему» очень нужен сильный лидер. Дайте его нам, или мы начнем искать его в собственных рядах и найдем».

Зельдте знал, что его слова – пустая угроза. Хотя на «Стальной шлем» не повлиял общий упадок военизированных организаций, напротив, он заметно вырос благодаря притоку новых членов из исчезнувших лиг и союзов, он все равно находился не в том положении, чтобы навязывать свою волю нации. Если он хотел получить влияние, это следовало делать в рамках республики. «Давайте войдем в государство», – предложил лидер «Стального шлема» в своем публичном обращении. Если национальные организации обретут контроль над государством, они смогут формировать политику так, как того требует их сознание. Форма государства больше не важна для «(национального движения»; оно приняло существующее государство, поскольку никто не может изменить его, только игнорируя. Лично он, заявил оратор, является убежденным монархистом, но монархию невозможно восстановить, если к этому не стремится большинство населения, – монархии «милостью Божьей» быть не может. Члены «Стального шлема» должны смотреть вперед, а не оглядываться назад. А это значит, заключил Зельдте, что «<���Стальной шлем» будет преследовать свои цели не как военизированная организация, а как политическое национально – освободительное движение. Организация начала участвовать в выборах и предложила поддержку партиям, желая гарантировать своим членам «(безопасные» места в партийных избирательных списках.

Немецкой национальной партии тоже пришлось «понизить планку», пересмотреть свои взгляды и политику. В июле 1926 года Вестарп сообщил Гинденбургу, что партия готова оказать помощь в формировании нового правительства, если он считает это нужным, и даже может оставить на своем посту Штреземана. Ежегодный партийный съезд также предложил сотрудничество с новым несоциалистическим правительством, делая вид, что идет на это абсолютно добровольно. Участие в правительстве могло помочь трансформации республики в авторитарное государство, подобное старой монархии, и такое развитие событий было куда более предпочтительным, чем действительное возвращение императора. Лидеры националистов принялись настаивать на ликвидации статьи 54 Веймарской конституции, устанавливавшей зависимость правительства от доверия рейхстага, и на ежегодном съезде в 1927 году партия сделал это требование частью своей официальной программы. «Безотносительно ее монархистских убеждений» партия теперь отдавала предпочтение конституционным дополнениям, направленным на ограничение прав рейхстага и парламентов отдельных государств, с соответствующим увеличением прав рейха и президентов. Президент рейха должен был также стать главой Прусского государства, а рейхсканцлер совмещать обязанности свои и прусского рейхскомиссара. Восстановив таким образом отдельные административные черты старой бисмаркской империи, исполнительная ветвь обретала прежнюю власть.

Целесообразная мера – изменение тактики немецких националистов – не подразумевала принятия демократической республики. И заслуги Гинденбурга в этом изменении не было – разве что косвенное. Некоторые обозреватели видели в нем результат желания маршала служить республике: правые выдвинули его на пост президента и теперь были вынуждены его поддерживать. Как писал один из депутатов от националистов, «нация попросту не поняла бы, если бы из – за своих основных принципов немецкие националисты при каждом повороте покидали человека, так много сделавшего для отечества». Однако нет никаких свидетельств, что это соображение имело какое – то значение для немецких националистов или для «Стального шлема». Напротив, если эти группировки принимали решение о перемене, то эта перемена вдохновлялась, по крайней мере частично, «вызывающими разочарование действиями Гинденбурга». Когда маршал не смог ограничить парламентскую систему, они сделали вывод, что не станут брать эту задачу на себя. Но поскольку республика стала менее уязвима, атаки следовало предпринять изнутри. Также существовала надежда, что, приняв эту стратегию, они окажут давление на президента, который не станет инициировать какие – либо изменения по собственной инициативе, чтобы дать свое имя и авторитет их усилиям.