Петр Кропоткин - Анархия (Сборник)

В Москве открылось Всероссийское Демократическое совещание (отвергнутое революционерами), "...и на его трибуне показался уважаемый, дорогой наш старик - Петр Алексеевич Кропоткин. Гуляйпольская Группа Анархистов-Коммунистов остолбенела, несмотря на то, что глубоко сознавала, что нашему старику, так много работавшему в жизни, постоянно гонимому на чужбине и теперь возвратившемуся на родину и занятому в старческие годы исключительно гуманными идеями жизни и борьбы человечества - неудобно было отказаться от участия в этом Демократическом Совещании... Мы в душе осудили своего старика за его участие в этом совещании... Не сломи его физически время, он стал бы Русской Революцией, практическим вождем анархизма".

А ведь речь шла о победе России над внешним врагом, о ее свободе, ради которой приходилось идти на компромисс.

Нет, не смог понять Нестор Иванович анархической идеи Кропоткина, в сердцевине которой - свободная человеческая личность, одинаково отвергающая и участь раба, и почести вождя. Никогда не мирясь с насилием над собой, болезненно переживая малейшее ущемление своего личного достоинства, Махно не был столь же щепетилен по отношению к другим. Он был вознесен стихийной волной движения масс и через недолгое время принял обычные "правила игры", заняв пост руководителя, вождя.

30

Находясь в Москве, Махно, несмотря на робость, решился встретиться с Кропоткиным и незванно явился к нему в гости вместе с товарищем и наставником своим Аршиновым. "Он принял меня нежно, - вспоминал Махно, - как еще не принимал никто. И долго говорил со мною об украинских крестьянах... На все поставленные мною ему вопросы я получил удовлетворительные ответы". Только и всего!

Махно просил у Кропоткина совета: надо ли пробраться нелегально на Украину для революционной работы? "Кропоткин не стал советовать мне, заявив: "Этот вопрос связан с большим риском для вашей, товарищ, жизни, и только вы сами можете его разрешить".

Человек, столь бережно относящийся к чужой судьбе, вряд ли может быть политическим деятелем, революционным вождем. Махно это понимал на свой лад: преклонные годы ослабили волю и решимость революционера-анархиста. В действительности ничего подобного не было и в помине. Версия Махно призвана была объяснить понятными для "батьки" категориями то, что расходилось с его собственными убеждениями. Ясность ума, силу духа и твердость взглядов Кропоткин сохранил до последнего дня своей жизни. В начале "красного террора" он бесстрашно писал правительству РСФСР и лично Ленину (с которым был знаком) гневные письма протеста:

"...Полиция не может быть строительницей новой жизни. А между тем она становится теперь верховной властью в каждом городе и деревушке. Куда это ведет Россию? - К самой злостной реакции", "Россия стала Советской Республикой лишь по имени. Наплыв и верховодство людей "партии"... уже уничтожили влияние и притягательную силу этого много обещавшего учреждения Советов. Теперь правят в России не Советы, а партийные комитеты. И их строительство страдает недостатками чиновничьего строительства...Если же теперешнее положение продлится, то само слово "социализм" обратится в проклятье".

31

А отношение Махно к Ленину отличалось странной смесью неприязни и признания, ненависти и уважения: "государственные глашатаи, большевики и левые социалисты-революционеры, при помощи политической мудрости Ленина, развивают с еще большим бешенством идею власти правительства Ленина над революцией, подчинение всего народа этой власти. Они внесли застой в разрушительный процесс революции". По-видимому, более по душе Махно в то время был Троцкий с его бурнокипящими речами. Вообще, вожди противников-большевиков оказались для Махно понятнее, чем единомышленник Кропоткин. Интересно, что Махно, не раз называя Ленина мудрым, подобным образом не характеризует Кропоткина. Батька восхищался только деятелями, умеющими добиться успеха в политической борьбе. Они ему были понятны. Как партизанский народный вождь, Нестор Иванович привык рисковать своей жизнью и посылать на смерть других.

Кропоткин стоял на иной позиции. Не раз рискуя своей жизнью, он не смел распоряжаться судьбой кого бы то ни было.

Он действовал убеждением и личным примером. Конечно, для победы в политической борьбе этого совершенно не достаточно.

Махно поначалу тоже не имел желания выдвинуться в лидеры. Он поднимал крестьянские бунты: "Общими усилиями займемся разрушением рабского строя". И, слагая стихи, мечтал о таком прекрасном будущем.

Где не было бы ни рабства,

Ни лжи, ни позора!

Ни презренных божеств, ни цепей,

Где не купишь за злато любви и простора,

Где лишь правда и правда людей...

Следовало бы подумать о том, какая это такая среднеарифметическая правда и каких людей? Разве не было своей правды у большевиков? Или у белых? Или у монархистов? Каждая партия всегда претендует на ведение правды. У анархистов, в отличие от прочих, величайшим благом признается свобода. Но беспощадная вооруженная борьба, тем более в гражданской войне, идет, в сущности, без правил и ради победы, подавления противника. Свобода - только

32

для победителя! Ее приходится завоевывать любыми средствами, не брезгуя хитростью и жестокостью, используя ради достижения своей цели даже уголовников. Много ли можно набрать идейных и безупречно честных бойцов? Если они такие поначалу, то кровавая мясорубка между усобицы, страшное напряжение боев, хмель побед и горечь поражений рано или поздно ожесточат их сердца, опустошат их души.

Анархическая идея воспринимается каждым из ее сторонников по-своему. Тут многое зависит от знаний, культурного уровня, самодисциплины, духовной чистоты, степени убежденности. По всей вероятности, Махно, например, в начале своей деятельности руководствовался прекрасными идеалами. Не потому ли большинство трудящихся поддерживало его (в тех районах, где его знали)? Он, случалось, расстреливал мародеров; предотвращал еврейские погромы, даже после того, как его однажды предала еврейская рота. Он сравнительно долго оставался идейным анархистом-интернационалистом, ненавидя, в частности, украинский шовинизм. Но чем мощнее становилась его армия, чем больше отрядов (бандитских, в основном) присоединялось к ней, тем теснее сужалась свобода его действий. Он попал в бурные водовороты Гражданской войны, вступая во временные союзы то с красными, то с белыми, то с зелеными, борясь уже преимущественно за выживание. Убийство людей, даже военнопленных, стало его профессией.

Попытки выстроить Гуляйпольский коммунистический рай, царство свободных крестьян кооператоров, выглядели на таком кроваво-огненном фоне полнейшей утопией. Страна Махновия была обречена. Роковое противоречие средств и целей установления "социального рая" в отдельно взятом районе, естественно, привело к катастрофическим результатам. То же можно сказать и о крушении утопической идеи всемирной революции.