Наталья Лебина - Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

В феврале 1937 г. комиссия представителей областного совета профсоюзов и обкома комсомола провела обследование 1700 рабочих общежитий, итоги которого были изложены в докладной записке на имя руководителей партийной организации города А. А. Жданова, А. Я. Щербакова, А. И. Угарова. На первой же странице документа участники обследования отметили: «Общежития не оборудованы в соответствии с минимальными требованиями, содержатся в антисанитарных условиях» [369] ЦГА ИПД. Ф. К-881. Оп. 10. Л. 17. . На деле это означало следующее. Общежитие фабрики «Рабочий» было расположено в зданиях бывшей Александро-Невской лавры. Этот архитектурный ансамбль еще в 20-е гг. был превращен в огромный жилой массив, и уже тогда люди, оказавшиеся в нем, обращались с жалобами в Жилищный подотдел Ленинградского губернского отдела коммунального хозяйства. Общее собрание жильцов Невской лавры в октябре 1924 г. констатировало: «Лавра уже есть окраина города, к семейному жилью как строящаяся для монахов не приспособлена и возможные даже приспособления, как-то кухонные плиты, рабочие делали за свой счет. Печи старинной работы, несовременные, требующие внутреннего ремонта В большинстве квартир:

1) вышина потолков 8–9 аршин погонных, холод, неуютность, 2) водопровода нет, 3) Уборные общие и тоже не в порядке. Прачешной нет, помойных ям нет, рядом кладбище» [370] ЦГА СПб. Ф. 3178. Оп. 1. Д. 289. Л. 98. . Тогда, в середине 20-х, власти решили прекратить поселение в зданиях Лавры, но к середине 30-х гг. вновь использовали их, на этот раз для рабочего общежития. Обследование 1937 г. выявило, что люди живут по 80 чел. в одном помещении, которое не проветривается. Никакой мебели, кроме кроватей, нет, не осуществляется стирка белья, хотя «постановление Ленсовета обязывает хозяйственные органы стирать белье 1 раз в декаду за счет проживающих» [371] ЦГА ИПД Ф. К-881. Оп. 10. Л. 18. .

Не лучше была обстановка и в общежитии Мясокомбината. Там на 46 чел. имелось всего 33 койки, отсутствовало кухонное помещение, на всех был лишь один водопроводный кран. Общежития фабрики «Возрождение», по свидетельству членов комиссии, «уплотнены сверх всякой нормы: норма, установленная Ленсоветом на одного человека 4,25 кв. м, а в комнате 30 метров поселены 20 чел. Им даны лишь 14 коек. В общежитии нет уборных, нет умывальников» [372] Там же. Л. 19–20. . По сути дела это были настоящие рабочие казармы, но советского образца. Здесь отсутствовала имевшаяся в бытовых коммунах, пусть насильственная, но в большинстве случаев искренняя забота коллектива о своих членах, однако оставалась унижающая человека публичность быта и зачастую его полная неустроенность.

Условия повседневной жизни в советских рабочих казармах формировали и соответствующие нравы их обитателей. Члены комиссии отмечали, что в общежитиях «имеет место пьянство, хулиганство, драки, прививается нечистоплотность и некультурность… нет никаких развлечений, целый день играют лишь в карты и пьют водку, процветает воровство». Люди, чуть более требовательные к условиям жизни, чем основная масса, часто впадали в глубокую депрессию. Одна из проживавших в общежитии фабрики «Рабочий» девушек заявила: «Вечный шум, гам, ругань, пропажи и упреки. За все три года, что я прожила в этом общежитии, не было ни одной интересной лекции, ни одного мероприятия, что помогло бы рассеяться и задуматься над жизнью с общественной точки зрения. Ввиду всех этих условий я бросила учиться в школе среднего образования. Огромное желание сделать много, но попадешь «домой», и приходят все, появляется озлобленность, обида за невнимание и все время хочется плакать» [373] Там же. Л. 21. .

Депрессия была еще не самым худшим последствием жизни в советских коллективных трущобах. Писательница Кетлинская, которую трудно обвинить в нелюбви к социализму в его бытовых проявлениях, тем не менее вынуждена была заметить, что «нет местожительства более затягивающего, чем общежитие», «тут создается обособленный круг интересов и отношений, со своим кодексом чести, со своими бытовыми устоями и требованиями» [374] Новый мир. 1975. № 11. С. 18. . В общежитиях, а не в коммунах пришлось остаться нескольким поколениям ленинградцев. В крупнейшем культурным центре страны, каким был Ленинград, ширилась социальная база для развития так называемой «барачной субкультуры». Ее элементы постепенно проникали через язык, стиль одежды, формы проведения досуга, бытовые привычки в жизнь устойчивых слоев населения Ленинграда.

Идея коммун не родилась впервые в России и не умерла вместе с СССР. Человечество и сегодня не может решить, что является нормой, а что аномалией — индивидуализм, который чреват общественной анархией и социальным распадом, или коллективизм со свойственным ему подавлением личности и пренебрежением к ее правам. На Западе ныне весьма популярны идеи «коммунитаризма», который должен уравновесить эгоцентрический индивидуализм и нивелирующий коллективизм, индивидуальные права и социальную ответственность [375] Подробнее см.: Новинская М. И. Поиски «новой социальности» и утопическая традиция: Проблема общежития в актуальном разрезе // Политические исследования. 1998. № 5. С. 59–78 . В действительности же социалистического города, каким стал Петербург — Ленинград к концу 30-х гг., коллективное жилище превратилось в норму, которая порождала социальные патологии. Попытки насильственной инверсии здесь потерпели явный крах.

Ментальные нормы — тонкая, трудно уловимая субстанция, и поэтому уже сейчас можно предвидеть волну критики, которую вызовут утверждения об их инверсии, «патологичности» и т. д. Методологический плюрализм нынешнего этапа развития российской исторической науки полон соблазнов. Он дает возможность посмотреть на прошлое с позиций любой концептуальной школы и одновременно позволяет обвинить сторонника иных теоретических взглядов в узости мышления и эклектизме. В качестве примера можно привести точку зрения московского историка А. Куприянова. Он, пожалуй, первым провел серьезный историографический обзор работ, прямо или косвенно связанных с историей российской повседневности, и осмелился назвать причины отставания этого направления исследовательской деятельности [376] См.: Куприянов А. И. Историческая антропология. Проблемы становления // Исторические исследования в России: тенденции последних лет. М., 1996. . К их числу исследователь справедливо относит языковой барьер, возникающий между сторонниками традиционных направлений исторического знания, и исследователями, пытающимися заниматься исторической антропологией, а также отсутствие методических приемов изучения ментальности, формирующейся в значительной степени под влиянием повседневной жизни. По ходу рассуждения Куприянов не забывает заклеймить авторов «первой монографии о проституции» Н. Б. Лебину и М. В. Шкаровского, которым теория девиантного поведения «настолько застит глаза, что они за деревьями (проституцией) не видят леса — всю остроту, объемность и многогранность женского вопроса (?! — Н. Л)» [377] Там же. С. 376. . Автору статьи явно хотелось привлечь внимание к проблемам феминизированной истории, которые, несомненно, важны. Но одновременно он забывает, что проституция бывает не только женской, но и мужской. А если даже сосредоточиться лишь на традиционных формах сексуальной коммерции, то проблема потребителя ее услуг стоит вне контекста женской эмансипации.