Наталья Лебина - Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

В небольшие коммуны по собственной инициативе объединялись студенты и рабфаковцы, вынужденные жить в общежитиях при высших учебных заведениях. Надо сказать, что первые студенческие общежития появились в начале 90-х гг. XIX в. Но это могли позволить себе только престижные вузы типа Политехнического и Путейского институтов. Общежитие последнего размещалось на Забалканском (ныне Московском) проспекте в двухфлигельном здании. В подвале размещалась система парового отопления и водоснабжения, жилища для служащих. В первом этаже вестибюль, общая столовая, комната для гостей. Во втором — квартиры начальства, в третьем — 47 комнат, рассчитанных на 1 чел. Площадь комнаты достигала 3,5 кв. сажени. Меблировку составляли письменный стол, кровать, три стула, шкаф, умывальник, вешалка.

Ничего подобного в общежитиях 20-х гг. XX в. не наблюдалось. Весьма живописно выглядела знаменитая Мытня — в советское время прибежище несколько поколений студентов-гуманитариев Университета. Бывшая рабфаковка А. И. Ростикова, приехавшая в Петроград в 1921 г., вспоминала: «После недолгих хлопот я получила место в Мытнинском общежитии. В «Мытне» меня поместили в просторную комнату на четвертом этаже, где стояли четыре кровати, два стула, две табуретки, а в центре — печурка-времянка кирпичной кладки». Мало чем изменилась обстановка в общежитии и в 1923 г.: «После трудного утомительного дня я, — вспоминала еще одна рабфаковка, — попала в нежилую комнату «Мытни» и в первую свою ночь в этой комнате крепко спала, укрытая с головой одеялом. Проснувшись, я увидела на одеяле несколько здоровенных крыс» [346] На штурм науки. Л., 1971. С. 197, 245 .

Таким же неблагоустроенным было, судя по воспоминаниям писательницы В. К Кетлинской, и общежитие Внешкольного института. Оно располагалось в 20-х гг. в мансардных помещениях одного из домов на Литейном проспекте. «Наша комната, — писала В. К Кетлинская, — выходила единственным низким окошком на крышу дворового флигеля. Потолок был у нас скошен, в дымоход выведена труба от железной печки буржуйки, которой и отапливалась комната… Раз в неделю устраивали «баню»: нагревали в кухне воду и затем у себя в комнате над тазом мылись с ног до головы…» [347] Новый мир. 1975. N 11. С. 25. . Понятно, что оказавшиеся в таких бытовых условиях люди старались совместными усилиями как-то облегчить себе трудности быта.

Но в маленькие стихийные коммуны объединялись иногда и без видимых материальных причин. А. Косарев, будущий генеральный секретарь ВЛКСМ, решительно отказался жить с матерью. Он поселился с тремя товарищами в небольшой комнатушке. В этой коммуне, по выражению тех лет, общими были «жилье, барахло и шамовка». Еще более курьезной выглядела коммуна в Ростове. Ее члены, вспоминала известная писательница В. Ф. Панова, «поселились в ванной комнате какой-то коммунальной квартиры, один спал на подоконнике, двое на полу, лучшим ложем, занимаемым по очереди, была ванна [348] Панова В. Ф. О моей жизни, книгах и читателях. Л., 1980. С. 88. .

Объединения такого рода были следствием буквального восприятия идей обобществления быта, которые подбрасывали в массы партийные и комсомольские активисты. Одна из молодежных газет писала в начале 1924 г.: «Молодежь скорее, чем кто-либо, должна и может покончить с традициями отмирающего общества… Пролетарский коллективизм молодежи может привиться только тогда, когда и труд и жизнь молодежи будут коллективными. Лучшим проводником такого коллективизма могут явиться общежития-коммуны рабочей молодежи. Общая коммунальная столовая, общность условий жизни — вот то, что необходимо прежде всего для воспитания нового человека» [349] Северный комсомолец. 1924. 2 марта. .

Общий быт должен был нанести удар и по патриархальной семье. И таких взглядов нередко придерживались и сами начинающие коммунары. Цель заменить себе и подругам моногамную семью ставили девушки из иваново-вознесенского «Ленинского закала». Еще шире смотрели на вещи комсомольцы московского завода «Серп и молот». Один из них писал в журнал «Смена» в 1926 г.: «Половой вопрос просто разрешить в коммунах молодежи. Мы живем с нашими девушками гораздо лучше, чем идеальные братья и сестры. О женитьбе мы не думаем, потому что слишком заняты и к тому же совместная жизнь с нашими девушками ослабляет наши половые желания. Мы не чувствуем половых различий. В коммуне девушка, вступающая в половую связь, не отвлекается от общественной жизни. Если вы не хотите жить, как ваши отцы, если хотите найти удовлетворительное решение вопроса о взаимоотношении полов, стройте коммуну рабочей молодежи» [350] Смена. 1926. № 16. С. 18. . Такие же идеи высказывали и партийные деятели. Н. К. Крупская полагала, что коммуны — «это организация на почве обобщения быта новых общественных отношений, новых взаимоотношений между членами коммуны, новых… товарищеских отношений между мужчиной и женщиной» [351] Правда. 1930. 27 января. .

И все же в годы НЭПа с присущей ему тенденцией возвращения к принципам нормальной жизни коммунарское существование не составляло основную суть государственной жилищной политики. Идея коммун на общегосударственном уровне возродилась в конце 20-х гг. на фоне свертывания НЭПа. В это время развернулась бурная политико-архитектурная дискуссия о типах рабочих жилищ, главным из которых признавался дом-коммуна. Однако первой и главенствующей стала важная мысль о том, что новый быт невозможно строить в условиях старых архитектурных пространств, а проще — в зданиях привычной планировки. Уже в 1926 г. организаторы всесоюзного конкурса архитектурных проектов поставили перед архитекторами задачу; «Проникнуться новыми запросами к жилищу и возможно скорее дать проект такого дома с общественным хозяйством, который превратил бы так называемый жилищный очаг из тесной, скучной, а подчас и тяжелой колеи для женщины, в место приятного отдыха. Новая жизнь требует новых форм» [352] Строительство Москвы. 1926. № 6. С. 11. . Особенно ощутимо стало появление новых форм жилья в первой пятилетке.

Программа индустриализации повлекла за собой бурный рост городского населения. Жилья стало катастрофически не хватать даже в таких относительно благополучных городах, как Ленинград В январе 1928 г. в Госплан РСФСР поступило письмо, подписанное начальником ленинградского городского отдела коммунального хозяйства И. Рудаковым. Он констатировал нарастающий жилищный кризис в городе, проиллюстрировав это обстоятельство сокращением жилищной санитарной нормы: в 1923 — 13 кв. м.; в 1926 — 8,7; в 1927 — 8,4 кв. м. В документе справедливо отмечалось, что до 1928 г. «…в строительстве главную роль играло восстановление разрушенных квартир… борьба с жилищным кризисом должна происходить теперь в плоскости нового строительства» [353] ЦГА СПб. Ф. 3199. Оп. 2. Д. 381. Л. 37. .