Наталья Лебина - Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

Индивидуальная квартира на рубеже 20–30-х гг. в Ленинграде явление редкое, но она, тем не менее, стала нормой в среде партийно-советской элиты, большая часть которой переместилась в дом 21 по Кронверкской улице. Там было всего 25 квартир довольно большой площади, которые в 1918 г. распоряжением Петроградского районного жилищного отдела отдали для заселения рабочим и рабфаковцам Политехнического и Электротехнического институтов. Люди жили по 20–30 чел. в одной квартире. В 1932 г. в доме началось «великое переселение». Все «простые жильцы» были выселены, в том числе из квартиры 12. Здесь разместилась семья Позернов из 4 чел. Даже постоянно меняющиеся домработницы почти никогда не жили в квартире 12. Их Позерн устраивал в коммуналках дома 26/28 по Каменноостровскому проспекту. Часто площадь расселялась для нужд сотрудников определенных организаций и прежде всего карательных органов. Интересна с этой точки зрения судьба квартиры 61 в доме 26/28 по Каменноостровскому проспекту. В 1919 г. в оставленное прежними хозяевами, имя которых пока не удалось выяснить, жилье въехала откатчица завода «Светлана» Петраковская, в 1921 г. к ней подселилась большая семья рабочих Смирновых, затем пролетарское семейство Соколовых. Всего к началу 30-х гг. здесь проживало 5 семей, насчитывавших 20 чел. В 1933 г. состав квартиры переменился. Сюда въехал начальник Специального политического отдела ОГПУ по Ленинградской области А. Р. Стромин с женой, братом, двумя детьми и домработницей. Чуть позже на жилплощади Строминых прописалась их близкая родственница А. А. Бирюкова. Семейную идиллию немного нарушали три одиноких мужчины в возрасте от 30 до 40 лет. Но они оказались тесно связанными со Строминым профессиональными узами: А. И. Троицкий работал помощником начальника сектора 4 отдела Управления ОГПУ, В. С. Евдокимов — делопроизводителем того же 4 отдела, П. К. Яковлев числился как просто военнослужащий. Все они — и Стромины, и подселенцы переехали в дом 26/28 из одного и того же места — с Красной улицы, дом 44, кв.5, и в один и тот же день, 19 сентября 1935 г. уехали в Москву. Похоже, что в квартире 61 какое-то время функционировала своеобразная чекистская коммуна. Однако ее жильцам жилось безусловно лучше, чем прежним жителям квартиры, ведь их на той же площади было ровно вдвое меньше — всего 10 чел. После отъезда Строминых и компании в квартире вообще поселилось 4 чел.: уже упоминавшиеся Напалковы-Полянские. Правда, через три года и этой площади семейству Напалковых-Полянских показалось маловато. Кстати сказать, таким образом квартиры освобождали не только для номенклатуры, но и для пользующихся покровительством властей деятелей культуры. В апреле 1935 г. в доме 26/28 специально была расселена большая коммуналка для скульптора М. Г. Манизера. Жившие здесь до него люди, а их было 24 чел., получили жилую площадь в самых разных местах, но по-прежнему в коммуналках.

Квартира становилась инструментом социального стратифицирования. Ее можно было дать в виде вознаграждения. При этом в стремлении вознаградить власти доходили до абсурда. Например, зачинатель трудовой инициативы, названной его же именем, А. Стаханов получил в качестве поощрения не просто благоустроенную квартиру, а настоящие апартаменты со специально обставленным кабинетом. Назначение этого помещения в жилье рабочего вызывает некоторые сомнения, особенно если вспомнить, что многие представители научной интеллигенции жили в куда более стесненных условиях и уж, конечно же, без необходимого по роду их профессиональной деятельности кабинета.

Стаханов получил свою шикарную квартиру в маленьком шахтерском поселке. В Ленинграде же были свои Стахановы, Изотовы, Сметанины, настоятельно требовавшие улучшения их быта. И все же относительно комфортно к концу 30-х г. жила очень небольшая часть рабочих, названных привилегированным классом в советском обществе. Отдельную квартиру имели 25 % всех рабочих города, тогда как в 1914 г. — 15 %. «Премировали» жилой площадью и представителей новой советской интеллигенции.

M. Ю. Герман вспоминает, как в 1935 г. его отец, писатель Ю. П. Герман. «стремительно обревший молодую и, отчасти… случайную славу, получил летом 1935 г. квартиру в так называемой «писательской надстройке» на канале Грибоедова…» Квартира была небольшой — всего три комнаты, но большинство ленинградцев не имели и этого. Новое жилье явно маркировало новый социальный статус семьи писателя, до этого жившей в одной комнате коммунальной квартиры на Васильевском [430] Герман М. Ю. Сложное прошедшее // Невский архив: Историко-краеведческий сборник. Вып. III. СПб., 1997. С. 9. . По воспоминаниям С. Гитович, в том же доме при распределении жилплощади разыгралась трагикомедия в советском стиле. Маленькая квартирка — 25 кв. м — на последнем этаже первоначально предназначалась для поэта Ю. Инге. Но он почему-то, как пишет Гитович, поскандалил и «набил морду писателю Брыкину». За хулиганство Инге жестоко наказали: квартиру отобрали и отдали Гитовичам [431] Гитович С. Из воспоминаний // Минувшее. Т. 5. М., 1991. С. 104. .

В непозволительной на фоне общего нищенства, а, главное, ханжески провозглашаемого равенства, роскоши жила в конце 30-х гг. ленинградская партийно-советская элита. Сугубо номенклатурным стал, например, к этому времени дом 21 по Кронверкской улице. Здесь в 25 огромных по площади квартирах располагались только работники обкома ВКП(б) и Ленгорисполкома, а также руководители аппарата НКВД. Эти люди не считались ни с санитарными нормами распределения жилья, ни с этическими. Многие власть имущие часто меняли квартиры. Так, секретарь обкома ВКП(б) М. С. Чудов приехал в Ленинград из Москвы в 1928 г. Он с женой поселился в квартире 40 дома 23/59 по Кронверкской улице. Однако уже в 1930, женившись второй раз на Л. К. Шапошниковой, секретаре областного совета профессиональных союзов, он переезжает в дом 21 на Кронверкской ул., в квартиру 8. Через пару лет чета Чудовых-Шапошниковых вернулась в дом 23/59, но уже в квартиру 103, явно освобожденную для них. Ранее в квартире 103 жило 25 человек. Семья же Чудова насчитывала всего 3 человека.

Основная масса ленинградцев в конце 30-х гг. продолжала существование в коммуналках. Кроме традиционной одной уборной и кухни, им приходилось мириться с теснотой в жилых помещениях. Учительница Н. Иванова-Романова так описывала свой быт: «И вот мы четверо, с ребеночком, няней — в одиннадцатиметровой комнате. Пианино мое стоит в комнате у тетки, у нее 16 метров. Няня стелется на ночь в коридорчике на полу» [432] Нева. 1989. № 4. С. 87. .

Остроту квартирного вопроса в социалистическом государстве замечали все. Немецкий писатель Л. Фейхтвангер, посетивший СССР в 1937 г., писал: «Однако тяжелее всего ощущается жилищная нужда. Значительная часть населения живет скученно, в крохотных убогих комнатушках, трудно проветриваемых зимой. Приходится становиться в очередь в уборную и к водопроводу. Видные политические деятели, ученые с высокими окладами живут примитивнее, чем некоторые мелкие буржуа на Западе» [433] Фейхтвангер Л. Москва, 1937. М., 1937. С. 13 .