Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Успех экономического возрождения России во многом будет зависеть от налаживания внешнеэкономических связей, и, по выражению сменовеховца С. Андрианова, «НЭП» внутренний неизбежно ведет к «НЭПу» дипломатическому» [183]. Большевистским правительством был принят ряд конкретных мер в этом направлении. С. Лукьянов отмечал, что новым стало разделение функций Наркоминдела и Коминтерна, так как «во внешней политике «немедленная мировая революция» утратила свое регулярное значение в отношении конкретных шагов русского правительства, при отстаивании им международного положения РСФСР» [184]. Такое «эволюционизирование вправо русского коммунизма» давало возможность державам Запада «избежать мировой революции не борьбой с Советской (коммунистической) Россией, а примирением с нею именно как с таковой» [185]. Сменовеховцы подчеркивали, что дипломатическое признание Советской России необходимо и для нормализации международных экономических связей, так как долгое отсутствие нашей страны на внешнем рынке наносило вред не только ее внутренней экономике, но ощутимо сказывалось и на экономике других стран. «Европе нужна хозяйственно-оправляющаяся Россия, – писал И. Г. Лежнев, – а России нужна экономически крепкая Европа» [186]. Изменение социально-экономического строя в России, с точки зрения сменовеховцев, вовсе не означало, что экономические связи с другими государствами должны быть разорваны, необходимо развивать их во взаимных интересах на основе политических компромиссов. «Если новая экономическая политика есть большевистский термидор, – писал Ю. В. Ключников, – то Каннская резолюция о том, что державы не претендуют на указывание друг другу правительственных режимов и обязательность для каждого из них режима собственности, есть термидор буржуазный. Начинается процесс двустороннего взаимного мироприспособления – требовательной русской революции к условиям иностранной жизни и буржуазии разных стран к требованиям русской революции. Это именно тот двойственный процесс, который мы все время считали единственным способом избежать мировых катастроф» [187]. Со своей стороны Ю. Н. Потехин подчеркивал, что «ближайший этап всемирной истории определится неизбежным компромиссом между Советской Россией и остальным миром. И чем дальше в этом компромиссе западный капитализм пойдет навстречу нуждам и идеалам новой, но в свою очередь считающейся с реальными экономическими условиями России, тем безболезненней и быстрей все человечество выйдет на пути истинного эволюционного прогресса» [188].

Сменовеховцы призывали российскую политическую эмиграцию «помочь иностранцам понять и осмыслить русскую революцию», примирить «цивилизованный мир» с Новой Россией». «Как никогда, Россия нуждается в помощи иностранцев, – писал Н. В. Устрялов, – и русские люди обязаны добиваться этой помощи, прилагая все усилия, воздействуя на иностранное общественное мнение и, сколько возможно, на правительства. Единым фронтом, единым разумом, единой волей внедрять в сознание мира факт преобразующейся России» [189].

Налаживанию нормальных экономических отношений с другими странами в значительной степени препятствовал нерешенный вопрос о внешнем долге России. Сменовеховцы считали, что наиболее желательным для страны был бы отказ Запада от чрезмерных требований в вопросах выплаты большевистской Россией старых государственных долгов и предоставление ей кредитов на восстановление экономики. Для решения вопроса о внешней задолженности России сменовеховцы предлагали ряд мер. На 1 января 1918 г. внешняя задолженность составляла 4,2 миллиарда золотых рублей довоенного и 7,428 миллиарда золотых рублей военного долга. Но так как военные займы Россия брала во время мировой войны, которую она вела в интересах бывших союзников, то эти страны, по мнению сменовеховцев, большую часть своих затрат компенсировали «территориальными приобретениями и контрибуционными уплатами» [190]. Несправедливость выплаты военной задолженности сменовеховцы аргументировали еще и тем, что военный долг в большинстве случаев есть долг на «право пролития своей крови». «Россия понесла убитыми 41,2 % всех союзнических потерь, и за это Россия оказалась бы еще в неоплатном долгу? Или нынешнее русское правительство не является преемником старого, и тогда союзники признают, что они должны были оплачивать тех бескорыстных людей, которые за них жертвовали жизнью, или же Советы являются правопреемниками старых правительств, и тогда где же союзнические отношения?» [191]По статье 116 Версальского трактата Россия не получила от побежденной Германии контрибуционные выплаты, которые, «по подсчетам финансистов, могли бы составить около 42 миллиардов франков золотом» [192].

Сменовеховцы считали, что «еще довольно большая часть государственного долга подлежит списанию с русских счетов на счета тех самостоятельных государственных образований, которые были выкроены из территории довоенной России, а так как процент населения довольно большой, то и часть долга существенная» [193]. В то же время сменовеховцы предлагали советскому правительству учитывать и то обстоятельство, что в заграничных банках «хранятся принадлежащие России ценности, в разное время секвестрированные или принятые на хранение союзными правительствами. По подсчетам докладной записки в Лигу Наций, эти ценности (золотом и бумажными ценностями) составляют 2680238250 золотых франков» [194]. Исходя из этого, сменовеховцы делали вывод о том, что получилась сравнительно небольшая внешняя задолженность, которая «должна потерять всякий удельный вес среди доводов против возможности предоставления России новых кредитов» [195].

Оставшиеся долги сменовеховцы предлагали конвертировать, а для этого требовалось, чтобы советское правительство добилось бы у мирового сообщества права удовлетворить держателей займов в действующей валюте, а не в валюте 1914 г. Практическую выгоду от этого они видели в том, что вследствие понижения золотого курса европейских валют будут понижаться и платежи в золоте по довоенному государственному долгу. Учитывая, что во Франции было помещено ¾ довоенного долга, а курс франка в начале 1920-х годов упал в два раза, то, соответственно, и выплаты России в золоте уменьшились бы в два раза. Ликвидацию основной части долга сменовеховцы предлагали отсрочить на время, «в течение которого Россия успела бы завершить процесс своего экономического возрождения и оздоровления своих государственных финансов» [196]. Следовательно, и «интересы Франции не в том, чтобы попытаться выколотить консолидированный долг, а в том, чтобы восстановить поприще, на котором французская энергия могла бы создавать новые и новые ценности» [197]. Таким образом, выполнение долговых обязательств России сменовеховцы ставили в прямую зависимость от восстановления экономики, которая сама нуждается в помощи иностранных государств.