Чарльз Тилли - Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг

Апеннинский полуостров и раньше знал войны и соперничество отдельных стран. На протяжении XIII в. и Арагон, и Священная Римская империя, и Франция, и папы — все боролись за первенство в Италии. В течение многих веков именно здесь разыгрывались крупнейшие битвы. К 1490–м г. основные государства Италии — Венеция, Милан, Флоренция, Неаполь и папская область — вели друг с другом непрерывную войну уже десятилетиями. Впрочем, эти войны не были свирепыми и имели ограниченный характер. Затем герцог–узурпатор Лодовико Сфорца Миланский призвал Карла VIII Французского, чтобы поддержать свои притязания на неаполитанский престол.

Когда Карл VIII осадил Неаполь, не одно, а два бедствия постигли Италию. До 1494 г. в Европе, возможно, не было сифилиса; матросы, вернувшиеся из первого путешествия Колумба в Америку и заразившиеся этим недугом в Америке, скорее всего, привезли его в Испанию. Испанские наемники при осаде Неаполя (1494–1495) пережили эпидемию, которая почти наверняка была эпидемией сифилиса. Оттуда сифилис распространился на весь континент. Эту новую наступавшую чуму французы называли «неаполитанской болезнью», а неаполитанцы предпочитали называть ее «французской болезнью» (Baker, Armelagos 1988). Но каким бы ни было происхождение этой первой эпидемии, итальянцы скоро узнали, что крепко отомстили французам и их наемникам. If the French arrived, the Spanish would follow.

Так что 90–е годы XV века не были похожи на прошлое: в итальянские города–государства они принесли послов, принцев и имперские силы, а также большие армии растущих национальных государств из–за Альп. Северяне прибыли с передвижными осадными орудиями и соответствующей тактикой, что позволило преумножить размеры и разрушительную силу войны. Французское вторжение 1494 г. превратило Апеннинский полуостров в поле боя, покончило с мелкими войнам между автономными городамигосударствами и потрясло итальянских мыслителей.

Потрясение было вызвано тем, что варвары снова захватили родину цивилизации. Вот как формулирует это Дж. Р. Хейл: «Макиавелли переоценивал происшедшие после 1494 г. изменения в характере войны ради того, чтобы подчеркнуть относительность заслуг ополченцев сравнительно с condottieri , в то время как Гвиччардини делал это для того, чтобы растравить рану ущемленной гордости итальянцев. Но перемена, несомненно, произошла, и все воспринимали ее с ужасом. Впрочем, это не был ужас перед широкомасштабной войной как таковой, ни даже перед продолжительностью подобных войн; это даже не был сколько–нибудь заметный ужас перед изменившимся характером войны — более кровавой, более тотальной, более дорогой. Этот ужас был вызван тем, что новые войны свидетельствовали о несостоятельности боевого духа войск, о неспособности итальянцев ответить на вызов» (Hale, 1983: 360).

Значительная часть того, что написал Макиавелли по военным вопросам, было попыткой осмыслить, что же происходило с государственной системой Италии и что можно предпринять.

Что же происходило с государственной системой Италии? Национальные государства к северу от Альп, находившиеся в процессе становления, соревнуясь за господствующее положение в Италии, принудительно собрались в систему, покрывавшую большую часть Европы. Вскоре затем Оттоманская империя начала проникать глубоко на европейскую территорию и давить на Италию с юго–востока; в правление Сулеймана Великолепного (1520–1566) турки достигли пика своей власти в Европе. Одновременно оттоманское продвижение положило начало четырехсотлетней борьбе турок с Россией, причем занимавшие стратегически важное положение крымские татары впервые выступили вместе с оттоманскими турками против русских.

Перемены в методах ведения войны имели катастрофические последствия для Италии. К 1520–м гг. Габсбурги и Валуа уже вели свои династические войны на итальянской территории. В 1527 г. наемники габсбургского императора разграбили Рим. В 1540 г. испанцы покорили Милан и Ломбардию, Франция оккупировала большую часть Савойи и Пьемонта, Флоренция (под управлением Медичи) теперь номинально подчинялась империи, а Неаполь был теперь апанажем в испанской короне. Из крупнейших итальянских государств, только те, которые были наиболее морскими — Венеция и Генуя, — сохранили еще свои олигархические институты. Но даже они утратили свое превосходство на Средиземном море.

По мере того как северные государства все больше воевали и втягивали в свою борьбу Италию, росло значение военных действий на суше, а для успеха государства решающей стала возможность выставить массовую армию. У Франции под ружьем было 18000 человек в 1494 г., 32 000 в 1525–м и 40 000 в 1552 г. Испанские войска росли гораздо быстрее: с 20 000 солдат в 1492 г. до 100 000 в 1532 г. К 1552 г. у императора Карла V под ружьем было 148 000, беспрецедентное количество со времен Рима (Parker, 1988: 45). В Испании на пике этого движения под ее знаменами было (около 1630 г.) 300 000 чел. Значительно выросло соотношение количества войск к общему количеству населения. Следует пояснить приводимые в табл. 3.2 цифры. Указанные даты приблизительны, «Англия и Уэльс» означает Англия и Уэльс в 1600–е гг., Англия в 1700 г. и Великобритания [6] После объединения Англии с Ирландией (1800) она стала называться Соединенным королевством Великобритания. затем, границы всех этих государств постоянно менялись в рассматриваемый период, а частое использование иностранных наемников означает, что приводимые на 1500–1700 гг. цифры во многих случаях превышали количество человек, поставленных под ружье из местного населения. Официально заявляемая и реальная сила армии часто сильно разнились, в особенности до 1800 г. Наконец, по причинам, которые мы исследуем в настоящей главе, численность войск сильно колебалась от года к году в зависимости от состояния государственных финансов и военных успехов; во Франции к 1700 г., например, армия в мирное время доходила до 140 000 человек, но Людовик XIV довел ее до 400 000 в разгар своих великих кампаний (Lynn, 1989). Тем не менее приведенные цифры очень красноречивы. В течение XVI и XVII вв. армии росли. Армии стали большим бизнесом.

Табл. 3.2. Количество человек под ружьем, Европа 1500–1980 гг.

Источники: Ballbe, 1983; Brewer, 1989; Corvisier, 1976; Flora, 1983; Jones, 1988; Lynn, 1989; Mitchell, 1975; Parker, 1976, 1988; Reinhard, Armengaud, Dupaquier, 1968; Sivard, 1983; de Vries, 1984; Wrigley, Schofield, 1981.

Соответственно росли государственные бюджеты, налоги и долги. Так, в Кастилье доходы от налогов возросли с менее 900 000 реалов в 1474 г. до 26 млн в 1504 г. (Elliott, 1963: 80). В то же время Фердинанд и Изабелла брали в долг, чтобы оплачивать свои дела в Гранаде и Италии. По мере того, как углублялся испанский контроль над Италией, итальянские налоги становились главным источником поступлений короны, также и Нидерланды доставляли значительную часть доходов Кастильи. Кортесы Каталонии, Арагона и Валенсии, напротив, успешно сопротивлялись королевским требованиям увеличить взносы на ведение государством войны. К середине XVI в. итальянские и голландские провинции Испании перестали значительно увеличивать взносы, Карл V и Филипп II за финансовой помощью все больше обращаются к Кастилье (где их предшественники с успехом подчинили королевской воле знать, духовенство и города) и к Америке (Elliott, 1963: 192–193). Они занимают у Кастильи и в Америке в предвидении будущих доходов, и к 1543 г. 65% регулярных доходов короны уходит на выплаты (по долгам) (Elliott, 1963: 198; подробнее см. Fernandez Albaladejo, 1989). Не удивительно, что корона обанкротилась и в 1557 г. отказалась от уплаты по долгам.