Чарльз Тилли - Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг

Затем британцы вытеснили голландцев. По мере того как морское могущество голландцев слабело, британские корабли становились хозяевами почти на всех мировых морях. К XVIII в. французские каперы, военные и торговые суда («купцы») отправлялись в плавание к берегам Америки, Азии, бороздили Тихий океан — до XIX в. они мало имели дел в Африке — и толпились на других морских путях. Открытие в XVIII в. золота и алмазов в Бразилии оживило колониальную экономику Португалии, но уже не могло вернуть Португалии ту гегемонию, какой она пользовалась в XVI в. Франция и Британия поздно приступили к территориальным завоеваниям вдали от своих границ, но после 1700 г. они быстро наверстали упущенное. К концу XVIII в. Испания, Португалия, Соединенные провинции, Франция и Великобритания — все обзавелись большими заморскими империями и всемирными торговыми сетями; причем всех превзошла Британия. Имперские завоевания еще усилились в XIX в. «С 1876 по 1915 гг., — пишет Эрик Хобсбаум, — примерно четверть земной поверхности была распределена или перераспределена в качестве колоний среди полудюжины государств» (Hobsbawm, 1987: 59). К началу Первой мировой войны Испания, Португалия и то, что тогда было королевством Нидерланды, владели уже только лохмотьями своих бывших империй, в то время как по миру расстилалась ткань французских и в особенности английских владений.

Все эти империи вместе захватили территории с «факториями», уже сложившимися торговыми поселениями по окраинам под управлением местных правителей. За исключением португальского Макао, у европейцев не было колоний в Японии или Китае. Но и португальцы, и испанцы, и затем голландцы имели коммерческие анклавы в Япония; а в годы закрытости Японии при сёгунате Токугавы (1640–1854) голландская застава в Децима была единственным пунктом японских контактов с Европой (Boxer, 1965: 237). Однако со временем европейцы перешли к другой модели колонизации: захвату и частичному сеттльменту. Начиная с 1652 г., например, даже голландцы, — которые на самом деле колонизировали очень мало земель, где они устанавливали свою торговую гегемонию, — начинают захватывать, устанавливать свое правление и заселять территории вокруг мыса Доброй Надежды. Уже в начале XVIII в. появляется понятие африкандер , обозначающее европейского поселенца (Boxer, 1965: 266). Европейские государства прежде всего в XIX в. разрезают неевропейский мир на отдельные колониальные территории.

Создание заморских империй не способствовало появлению государственных структур в такой степени, как сухопутная война на собственных территориях. Тем не менее государство и империя были взаимосвязаны: характер европейского государства определял форму его экспансии за пределами Европы, а природа империи существенно влияла на деятельность метрополии. Так, государства с интенсивным капиталом (Венеция или Голландская республика) расширяли свои владения беспощадным преследованием торговых монополий, не особенно путем захвата и колонизации. Государства с интенсивным принуждением (скандинавские и испанское) предпочитали сеттльмент, порабощение туземной (или импортированной) рабочей силы и получение дани. Промежуточные типы государств как Британия и Франция, вступили в эту имперскую игру сравнительно поздно и преуспели в ней сочетанием капиталистических стратегий со стратегиями принуждения.

Капиталистическая стратегия мало что доставляла центральному государству, в особенности, когда ее реализацию осуществляли частные организации, как Ост–Индская компания. Впрочем, эти коммерческие мегалиты становились политическими силами, с которыми приходилось считаться. Таким образом, приватизация принуждала государство к согласованиям с подвластным населением или хотя бы с господствующим коммерческим классом. Стратегия захвата и сеттльмента, которая требовала регулярных армии и флота, расширяла бюрократию центрального государства, не говоря уж о той всемирной сети чиновничества, которую она вызвала к жизни. Там, где захват приносил богатства, — в особенности, в форме серебра и золота (bullion), как в Испании, — он становился альтернативной формой налогообложения, что позволяло правителям избегать согласований, посредством которых утверждались права граждан и ограничивались прерогативы государства.

Несколько факторов определяли, насколько появление государственного аппарата было обусловлено взаимодействием между строительством военной машины и развитием рынков (как дома, так и в колониях): от того, в каком (по объему) отношении находилась эта машина к содержавшему ее населению, от уровня предшествовавшей коммерциализации экономики, от того, насколько государство зависело от участия в мобилизации в военное время ресурсов других носителей власти, поставлявших собственные вооруженные силы и имевших возможность вернуть их (после войны) себе. По указанным признакам мы можем расположить варианты на одной оси. На одном конце расположится имперская Россия, где громоздкий государственный аппарат позволял вырвать людей и ресурсы из громадной, но некоммерциализованной экономики. На другом — Голландская республика, которая в высшей степени зависела от флота, содержала свои вооруженные силы на временные гранты, предоставляемые провинциями, где преобладали города, легко собирала налоги в виде таможенных сборов и акцизов и никогда не создавала сколько–нибудь существенной центральной бюрократии. Между ними расположатся такие государства, как Франция и Пруссия, где короли имели доступ к влиятельным регионам сельскохозяйственного и коммерческого капитала, но вынуждены были вести переговоры о поддержке их военной деятельности с имевшими власть землевладельцами. Со временем впрочем, потребность в людях, деньгах и поставках так возросла, что правители стали также вести переговоры с массами населения. В следующей главе мы остановимся на согласованиях и их вариантах по типам государства.

За последние тысячу лет европейские государства претерпели интересную эволюцию: от ос к локомотивам. Долгое время государства были заняты главным образом войной, предоставляя заниматься другими видами деятельности иным организациям, покуда эти организации регулярно взимали дань. Взимавшие дань государства, хотя и демонстрировали крутой нрав, но были довольно легковесны в сравнении со своими мощными преемниками и наследниками: они кусали, но до конца кровь не выпивали. С течением времени государства — даже с интенсивным капиталом — расширяли свою деятельность, власть и обязательства, исполнение которых их связывало. У этих локомотивов было два рельса: средства к существованию, получаемые от гражданского населения, и обслуживание штатом гражданских служащих. Без этих рельсов эти настроенные на войну паровозы вообще не могли двигаться.