Николас Хаммонд - История Древней Греции

В 404 г. победитель столкнулся с крайне серьезными проблемами. Большинство греческих государств раздирали межпартийная борьба и вражда, и многие из них, как, например, Керкира, были опустошены и духовно, и экономически. Чтобы вернуть греческим государствам уверенность, требовался истинный лидер. Фукидид надеялся, что после поражения Афин таким лидером окажется Спарта. «Впоследствии сама Спарта освободится от страха, и вся Греция признает в ней вождя, который опирается не на силу, а на добрую волю». Возможно, в той же роли многие видели Сиракузы, надеясь, что они обеспечат единство всех сицилийских греков. Однако греческий мир отныне не был самодостаточен и защищен от иностранной агрессии. На греков напирали Персия и Карфаген, а впоследствии Македония и Рим. Лидеру следовало быть всегда начеку и возглавить борьбу греков с их врагами. Спарта же пыталась продать ионийских греков Персии, чтобы получить взамен золото и выиграть войну. Разумеется, отдельные государства охотно шли на сговор с Персией ради собственных нужд, но лидер, который поставил дружбу с Персией превыше свободы ионийских греков, едва ли мог рассчитывать в дальнейшем на добровольную поддержку. Таким образом, Спарта столкнулась с двойной проблемой: как навести порядок в греческом мире, одновременно противостоя Персии.

Легко осуждать Спарту и ее наследников за то, что они не сумели решить эту проблему. В худшем случае они скатывались до сотрудничества с Персией в сочетании с империализмом, заклейменного в их собственном поколении. Но вина лежала не только на них. Когда они вели разумную политику, другие полисы их не поддерживали, так как не желали всерьез экспериментировать с такими идеями, как федеральный союз. Греческий мир полисов страдал от политического малокровия, которое не позволяло полисам не только становиться лидерами, но и следовать за лидерами. В этот период полис как политическая форма проходил решающее испытание. Его граждане приближались к этапу интеллектуальной эмансипации и капиталистического развития, когда традиционный полис уже был не в состоянии удовлетворить их интеллектуальные и материальные запросы и поэтому не столь сильно требовал от них чистосердечной преданности. Теоретические попытки видоизменить полис предпринимались такими мыслителями, как Платон и Аристотель, а в политической практике – Сиракузами, Фивами и Олинфом. Если бы греческие государства жили в изоляции, то они могли бы найти спасение в той или иной форме федерации, и в этой сфере были предприняты важные шаги. Но они испытывали давление внешнего мира. Государства более примитивные по развитию, но обладавшие большей силой, такие, как Македония и Рим, выросли вне зависимости от полиса и доказали свое превосходство над ним в накоплении военной и финансовой мощи.

Период, к изучению которого мы приступаем, иногда называют периодом упадка. В этом определении не содержится и доли правды. Греческая цивилизация развивалась столь же стремительно, как и прежде. Это был век смелых экспериментов в политике, философии, литературе и искусстве. Та цивилизация, которая покорила Македонию и Рим и через них повлияла на современный мир, была преимущественно цивилизацией IV в. Да, традиционное вместилище этой цивилизации, суверенный полис, начал рушиться под влиянием новых внутренних идей и давлением внешних сил. То же самое можно сказать о традиционном вместилище нашей европейской цивилизации – суверенном национальном государстве. В обоих случаях сосуд менее важен, чем содержимое: цивилизация IV в. породила многие из самых плодотворных идей в истории человечества.

Спарта вела Пелопоннесскую войну во имя свободы, и день окончательной победы прославлялся как рассвет свободы в Греции. Свобода – это, безусловно, простой и привлекательный лозунг. Но свобода в политике, как внутри государства, так и в отношениях между государствами, – сложная система, которая на практике редко достижима. Это стало очевидно уже в завершающие годы войны, когда Спарта решилась на продажу свободы малоазиатских греков в обмен на персидские субсидии – лишь они позволили ей уберечь от Афин свою свободу и свободу своих союзников. Когда война триумфально завершилась, перед Спартой встала первая дилемма. Выполнение соглашения с Персией поставило бы под угрозу ее претензии на роль освободителя и уважение, которым она пользовалась в греческом мире; невыполнение соглашения грозило войной с Персией, значит, следовало сохранять свои морские силы в Эгейском море и военные базы в Малой Азии. Сперва Спарту ожидала передышка, так как Кир ничего не предпринимал против греческих государств в Ионии, но она не могла продолжаться долго. Вторая дилемма заключалась в определении характера свободы в государствах Эгейского бассейна, которые оказали бы Спарте наибольшую помощь в войне с Персией. Многие из них уже заслужили благодарность Спарты, помогая свергнуть марионеточные правительства, поставленные Афинами, и их вожди в период военного правления были должным образом наделены властью. Например, в таких государствах, как Тасос, Византий, Хиос и Милет, еще до окончания войны были установлены олигархии крайнего типа, а спартанские губернаторы – гармосты – с помощью войск поддерживали олигархов, ведущих борьбу с демократами. Что должна была делать Спарта после достижения победы? Вывод войск из Эгейского бассейна грозил всеобщей межпартийной борьбой и хаосом. Оставляя там войска, Спарта должна была поддерживать своих сторонников и продолжать взимать денежные подати, необходимые, чтобы сохранить боеспособность флота.

Проблемы, вставшие в 404 г. перед Спартой в Малой Азии и Эгейском бассейне, решил опытный спартанский командир Лисандр. Способный и амбициозный человек, он воспользовался всеми преимуществами победы: к нему был расположен Кир, который обеспечивал его золотом; он заслужил доверие союзных моряков в объединенном флоте и лояльность олигархов Эгейского бассейна, которых организовал в политические клубы. После победы его престиж и власть не знали себе равных. В портике, построенном в Дельфах в память о битве при Эгоспотамах, рядом со статуями богов и других полководцев была установлена статуя Лисандра, коронуемого Посейдоном; ее посвятил сам Лисандр, «увенчавший победой неразграбленную Спарту, цитадель Греции, страну прекрасных танцев, свою родину». На Самосе, откуда в сентябре 404 г. он изгнал демократов, вернувшиеся к власти олигархи в его честь переименовали Герею, праздник Геры, в Лисандрею. В октябре он привез в Спарту плоды победы: носы около 200 военных кораблей, флот, конфискованный у Афин, 470 талантов серебра, большое количество трофеев и короны, которые возложили на него освобожденные государства. Его возвращение в Спарту в конце 404 г. превзошло пышностью даже возвращение Алкивиада в Афины в 407 г. Несмотря на спартанский закон, запрещавший новое назначение на должность, он был назначен главнокомандующим-навархом на 404/03 г. В этот год, когда Лисандр превосходил своим влиянием эфоров, греческим государствам стала ясна политика Спарты: в Эгейском бассейне – поддерживать крайние олигархии (зачастую декархии, при которых вся власть сосредотачивалась в руках десяти человек), насаждать спартанских гармостов, размещать спартанские гарнизоны и взимать ежегодную дань в размере около тысячи талантов; в Сицилии – поддерживать Дионисия, тирана Сиракуз; в Азии – сотрудничать с Киром и при посредстве Фарнабаза убить Алкивиада. Как морской гегемон, Спарта уже вступила на путь, который прошли имперские Афины.